А его тело, его прекрасное, сильное тело защищает меня, прижимается ко мне, берет все то, что я ему предлагаю, и отдает мне намного, намного больше.
Ничто никогда не казалось мне таким сладостным.
Ничто никогда не казалось мне таким правильным.
А когда это наконец заканчивается, когда мои руки наконец перестают трястись, а мое сердце неистово колотиться, я понимаю, что звездной пыли еще только предстоит осесть. Все части меня и все части его сливаются воедино, пока не становится невозможно понять, где кончаюсь я и начинается он.
Пока не становится невозможно сказать, чем каждый из нас был или будет без другого.
Глава 89. Большое яблоко наносит ответный удар
Мы с Хадсоном проснулись, позавтракали в постели и долго бездельничали, смотря «Нетфликс», но в конце концов он сказал, что хочет пойти в свою комнату и принять душ.
Он отсутствует уже около часа, когда в дверь осторожно стучит моя кузина. Я открываю и вижу, что она пытается не глазеть – но очень даже глазеет – на мою кровать.
Я закатываю глаза, но невольно краснею.
– Хадсон у себя в комнате, он принимает душ.
Она ухмыляется и потирает руки.
– Я хочу знать все детали.
Я отворачиваюсь, чтобы она не увидела, что я покраснела еще гуще.
– Ну нет, ни за что.
Она дуется.
– Как хочешь. Но когда и у меня появится своя пара… я тебе ничего не скажу.
– Идет. – Я фыркаю.
Она собирается плюхнуться на кровать рядом со мной – вероятно, чтобы начать допрос, – когда раздается еще один стук в дверь, и слышится голос Иден:
– Поторопитесь! У меня полно еды!
Мэйси открывает дверь, и Иден входит, неся пакеты с едой, от которых очень вкусно пахнет. Я вскакиваю, чтобы взять у нее пакеты. Сейчас у меня зверский аппетит.
– Что бы у тебя тут ни было, я беру все.
Она смеется.
– Это Нью-Йорк, детка. Тут есть шаурма, картошка фри, долма и чизкейк. Все, что нужно дракону, чтобы его или ее потянуло в сон. Но вампирам придется добывать себе пищу самостоятельно.
Я высыпаю содержимое пакетов на туалетный столик и беру себе картошку фри.
Не проходит и минуты, как в открытом дверном проеме появляются Лука и Флинт.
– Боже, тут определенно пахнет домом, – с блаженным стоном говорит Флинт. – Иден, ты просто прелесть.
Он звучно целует ее в макушку, но она только закатывает глаза.
– Кто сказал, что тут есть что-то и для тебя?
– Как кто? То сообщение, которое ты прислала мне пять минут назад и в котором говорилось, что я должен немедля идти в комнату Грейс. – В качестве доказательства он показывает свой телефон.
– Должно быть, тогда моим телом завладел кто-то другой, – парирует она и сразу же кидает в его сторону завернутый сэндвич.
Вошедший Хадсон ловит его перед самым носом Флинта.
– Иден, тебе не следовало так стараться, – сухо замечает он.
– Приятель, – Флинт щурит глаза, – отдай мне сэндвич, и никто не пострадает.
– Я уже трясусь от страха. – Хадсон поднимает сверток – и его рука не дрожит.
Я кидаю Флинту огромный ломоть чизкейка.
– Съешь сначала десерт. В конце концов ему надоест мучить тебя.
– Ты так думаешь? – с сомнением в голосе спрашивает Флинт.
– Когда речь идет обо мне, он довольно быстро перестает валять дурака.
– Это потому, что он не хочет, чтобы его пара ненавидела его, – возражает Флинт, отломив вилкой кусок чизкейка. – Но если его возненавижу я, ему будет плевать.
– Это точно, – соглашается Хадсон, плюхнувшись рядом со мной на кровать.
Я начинаю предлагать ему чизкейк – я даю только те советы, которым готова следовать сама, – затем краснею, поняв, что я делаю.
– Прости, я… забыла.
Он качает головой.
– Ничего страшного. – Но когда он смотрит на меня, в его глазах есть нечто такое, от чего меня обдает блаженным теплом.
– Так что будет сегодня вечером? – спрашивает Мэйси, время от временя закидывая в рот картошку фри. – И что нам надо надеть? Мы будем гулять или…
Флинт смеется.
– Вероятно, гулять мы будем не так уж много. Но надень что-нибудь удобное – и возьми куртку.
Мэйси гримасничает.
– Это мне ни о чем не говорит.
– Я знаю. – Он выглядит очень довольным собой.
– Лука, сделай что-нибудь со своим бойфрендом, – хнычу я.
– Я с ним уже много чего делал, – отвечает Лука. – Так что тебе надо выражаться поконкретней.
– Да ладно! – Флинт смущен, но одновременно явно доволен, а Мэйси прыскает со смеху… как и все остальные.
Иден говорит:
– Как мило, – затем забивается с Лукой, который тоже определенно очень горд собой.
А я смотрю на все это с широченной улыбкой на лице. Потому что об этом я вчера и говорила Нури. Вот за что я борюсь. И если придется – умру.
Глава 90. Выше только небо
– Это невероятно, – говорит Мэйси три часа спустя, когда мы в сгущающихся сумерках идем по Таймс-сквер. Солнце вот-вот зайдет, и все вокруг выкрашено в фиолетовые и синие тона.
– Да, невероятно, – соглашаюсь я, поскольку есть нечто сюрреалистичное в том, что я гуляю по Нью-Йорку всего за неделю до выпуска из старшей школы. И не просто по Нью-Йорку, а по самой знаковой его части: по Таймс-сквер и Бродвею.
Моя мать была фанаткой бродвейских мюзиклов и часто говорила мне, что летом, после того, как я окончу школу, мы проведем неделю в Нью-Йорке и сходим на «Гамильтона» и «Чумовые сапоги» или на какие-то другие мюзиклы, которые придутся нам по вкусу. И теперь, когда я перед самым окончанием школы оказалась здесь, но без нее, мне грустно.
Весь день я пыталась не обращать внимания на эту грусть – в этом мне помогали мысли о Хадсоне и Нури, – но теперь, когда я стою перед Театром Ричарда Роджерса, где идет «Гамильтон», я не могу не думать о маме. Не могу не думать о том, как она напевала песни из мюзиклов на кухне, раскладывая на столе травы и цветы для своих чаев. Не могу не думать о том, что через несколько дней, перед выпускным она не будет причесывать меня.
Не могу не думать о том, как мне ее не хватает… и о том, сколько вопросов мне хотелось бы ей задать об этом новом мире, в котором я теперь живу, включая вопрос о том, знала ли она. Если да, то почему она ничего мне не сказала?
Большую часть времени я учусь жить без них. Но порой меня вдруг настигает печаль, как это случилось сейчас, когда боль пронзает и накрывает меня всю.
