Флинт смеется.
– Это ключ другого рода, Иден.
Она щурит глаза.
– Какого?
Он подходит к ближайшему столу и опускает цепочку, прикрепленную к ключу, в кувшин с водой. И мы с изумлением видим, как на цепочке появляется золотой логотип: два льва и крылья.
– Это «Экосс»? – верещит Иден. – Ты же заливаешь, да? И это просто цепочка, верно? Не может же быть, чтобы это и в самом деле…
– О да, это «Экосс». – Он широко улыбается. – Отнеси его завтра секретарю моей матери, и ты сама сможешь выбрать модель – все будет зависеть только от того, какие из них к тому времени уже расхватают.
Похоже, Иден пребывает в полном восторге, а я ничего не понимаю.
– Что такое «Экосс»? – спрашиваю я.
На лице Мэйси тоже написано замешательство, но остальные четверо явно шокированы моим невежеством.
– Это самый крутой мотоцикл на земле, – отвечает Иден. – Титановое шасси, колеса из углеродного волокна, самое великолепное покрытие, какое только бывает у мотоциклов – ну если не считать модели Harley Cosmic Starship, но на этом мотоцикле не может ездить никто. Подумать только – «Экосс»!
– Класс, – говорит Мэйси, обнимая ее… и одновременно смотрит на меня, как бы говоря: «соглашайся, не спорь».
– Да, – соглашаюсь я. – Круто.
Иден закатывает глаза.
– Я прокачу вас на нем, и вы все поймете.
– Жду не дождусь, – искренне отвечаю я. Да, мои родители категорически запрещали мне иметь дело с мотоциклами, но, думаю, если я могу летать на драконе и превращаться в камень, может быть, я и на мотоцикле могу прокатиться.
– Теперь твоя очередь. – Лука подмигивает мне.
Я смотрю на пролетающие сокровища, затем думаю о том, какой беспомощной я чувствовала себя, пытаясь представить себе, где взять деньги на Двор горгулий, поэтому я пропускаю ключи и нацеливаюсь на конверт.
Он подлетает ко мне, и я открываю его, ожидая найти внутри такие же пять тысяч долларов, какие достались Флинту. Но вместо этого нахожу сертификат на акции. «Сертификат на 1500 акций «Алфабет инкорпорейтед».
– Ничего себе, – говорит Лука. – Это же Гугл.
– Это хорошо? – спрашиваю я. – То есть я понимаю, что хорошо – Гугл огромная компания, но…
– Еще бы. – Хадсон пожимает плечами. – Если ты считаешь, что три миллиона долларов – это хорошо.
Я закашливаюсь, поперхнувшись.
– Извини, что? Что ты сейчас сказал?
– Ты меня слышала. Каждая такая акция торгуется по цене около тысячи восьмисот долларов. Так что да, у тебя в руке находятся примерно три миллиона долларов.
– Я беру свои слова обратно, – поддразнивает меня Флинт. – За завтрак заплатишь ты.
– Э-э, да, я… как только смогу снова ощутить свое лицо. И руки. И все остальные части моего тела. – Я потрясенно смотрю на сертификат. – Неужели он настоящий?
– Да, Новенькая, настоящий. – Флинт поднимает меня и кружит. – Теперь ты миллионерша.
– На что ты их потратишь? – с широкой улыбкой спрашивает Иден.
– Ясное дело, на завтрак, – отвечаю я, начиная верить, что все это происходит на самом деле. – И, возможно, на то, чтобы создать Двор горгулий.
– О да, точно! – верещит Мэйси.
Мы все смеемся, и я поворачиваюсь к Хадсону.
– Теперь твоя очередь.
Он качает головой.
– У меня есть все, что мне нужно. – И пялится на меня так, что мое сердце трепещет.
Остальные стонут, а Иден то ли хихикает, то ли нет.
Но Флинт широко улыбается и говорит:
– Что ж, тогда возьми какой-нибудь конверт для Грейс. Ведь, похоже, нам предстоит создать Двор горгулий.
Глава 84. Тише едешь – дальше будешь, но иногда быстрее все-таки лучше
В конце концов Хадсон поднимает руку и ловит еще один конверт. В нем оказывается тысяча долларов – что радует меня, но не радует Флинта.
В середине ночи мы пьем горячий шоколад, подкрепляемся снеками и поднимаемся на крышу – предварительно переодевшись в удобные толстовки и спортивные штаны. Мы все очень устали, но никто не хочет, чтобы ночь заканчивалась, и есть что-то волшебное в том, что мы находимся здесь, а под нами раскинулся город.
Я еще никогда не видела Нью-Йорк в такой час, и меня ошеломляет тишина и темнота, царящие здесь. Словно кто-то выключил рубильник, и бодрая какофония дня и неоновые огни вечера на пару часов исчезли, так что осталось только одно… покой.
Мне сейчас не помешает покой, как и моим друзьям. Нам предстоит многое, и эта ночь – этот украденный момент – кажется нам чем-то совершенным. Но в конце концов они все начинают расходиться. Флинт и Лука уходят первыми, пылко глядя друг на друга, затем уходит Иден, затем через короткое время за ней следует Мэйси.
И на крыше остаемся только Хадсон и я – а также моя чашка быстро остывающего какао.
– Ты готов спуститься? – спрашиваю я, достав из чашки последнее маршмеллоу.
– А ты? – отзывается он.
Мне следовало бы сказать «да», ведь я мерзну все больше, но… я не знаю. Мне слишком хорошо сидеть на этом диване вместе с ним, смотреть на мир, лежащий у наших ног, и слушать мои любимые песни из плейлиста на его телефоне. И я не готова это прерывать. Во всяком случае пока.
Так что я качаю головой и забираюсь глубже под одеяло… и ближе к нему.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Я ведь только что выиграла три миллиона долларов, – шучу я. – Думаю, это значит, что я в порядке.
Он улыбается.
– Я бы сказал, более чем.
– Этот уик-энд получился сюрреалистичным. – Я не понимаю, как это произошло – все началось с ареста Хадсона, а закончилось тем, что я сижу на крыше вместе с ним, будучи на три миллиона долларов богаче.
– Это был самый лучший уик-энд в моей жизни, – тихо говорит он.
Я хочу отпустить шутку о том, что арест не фигурирует в списке того, что человек должен сделать в жизни, но в его голосе – и в его глазах – есть нечто такое, что эти слова застревают у меня в горле.
А когда на его телефоне начинает играть песня Гарри Стайлза «Adore You» (потому что он всегда помещает в середину плейлиста Гарри Стайлза ради меня), я ничего не могу с собой поделать.
– Пойдем, – шепчу я. – Давай закончим этот лучший уик-энд в твоей жизни, танцуя и глядя на мир, лежащий у наших ног.
Он широко улыбается и берет меня за руку. И начинает танцевать со мной на крыше под одну из моих любимых песен, и я вижу, что не только Флинт умеет хорошо танцевать.
– Не знаю, где ты научился так танцевать, – верещу я, когда он выбрасывает вперед руку и закручивает меня, затем притягивает к себе.
