Она покраснела и отвернулась от него.
— Я снова почувствовала себя женщиной.
Он приподнял ее подбородок. Когда их глаза вновь встретились, он улыбнулся и еще раз поцеловал ее.
— Теперь я об одном жалею, — сказал он потом.
— О чем? — спросила она.
Он покраснел. Ей нравилось наблюдать за тем, как он смущался. Совсем, как школьник.
— Мне стыдно, что я могу умереть здесь, так и не узнав, каково это — быть с женщиной.
Грейс рассмеялась.
— Гордон! В своей жизни мне много приходилось слышать подобных предложений, но твое оказалось самым коварным!
Краска еще гуще выступила на его скулах.
— Я вовсе не имел в виду тебе что-то предлагать… Я просто размышлял вслух.
Она вновь обняла его за шею.
— Ты такой милый, — прошептала она. — Ни на кого не похож. Ты хочешь заниматься со мной любовью, Гордон?
— Сейчас?! Здесь?!
— А что? Никто не увидит, — сказала она.
Не отходя от него, она принялась расстегивать свою блузку. Когда все пуговицы были расстегнуты, его руки автоматически потянулись к ее прелестным обнаженным грудям. Он издал тихий стон наслаждения и прикоснулся губами к ее нежной коже.
Вскоре юбка упала к его ногам и она стала расстегивать его рубашку. Впрочем, в этом ему не нужны были помощники. Он рывками срывал с себя одежду, не жалея пуговиц. Потом он прижал ее к своей широкой груди и впился в ее рот крепким поцелуем. Они опустились на пол самолета и отрешились от внешнего мира.
Он смотрел на нее сверху вниз глазами, полными желания.
— Если сейчас над нами появится спасательный самолет, я крикну летчику, чтобы он убирался, — прошептал он, скользя губами по ее шее.
Обхватив руками его широкую спину, она тяжело задышала, когда он вошел в нее. Его страсть была столь неистовой, что она вскрикнула.
— Тебе больно? — тут же обеспокоенно спросил он.
— Нет, не останавливайся… — взмолилась она, задвигавшись сама. Ее губы вновь нашли его, ее груди терлись о его грудь…
— О, Грейс! — шептал он.
Потом они лежали вместе. Она положила свою голову ему на грудь. Они дышали в унисон. Глаза Грейс были прикрыты, и она полностью отдалась чувству покоя и удовлетворения, которого не ведала уже много месяцев.
— Ты спишь? — услышала она над собой шепот Гордона.
— Нет.
Он приподнялся над ней, откинул с ее лба прядь волос и нежным взглядом стал ее рассматривать.
— Ты очаровательна, тебе это известно? — проговорил он, сев рядом с ней и наблюдая за тем, как она начала одеваться. — Никогда не думал, что женское тело может быть столь красивым, — добавил он. — Нет, как врач, я, разумеется, видел много раздетых женщин, но ни одна не была так пленительна, как ты…
— Льстец, — засмеялась Грейс и швырнула в него его рубашкой. — Чего я никак не пойму, так это почему ты до сих пор не женат, Гордон. Неужели в Эдинбурге девчонки не укладывались на твоем пути штабелями? С другой стороны, ты не похож и на монаха.
Он рассмеялся.
— И на человека, который дал обет холостяка, я тоже не похож, — прибавил он. — Все значительно проще и упирается в деньги. Каждый свой пенс я тратил на учебу, книги по медицине и прочее в том же роде, а без денег, как известно, невозможно не только жениться, но даже подступаться к девушкам.
— О, — с шутливым почтением протянула она. — Ценю твою жертву.
Гордон опустился на пассажирское кресло и притянул Грейс к себе на колени.
— Ты должна понять традиции моей семьи, — сказал он серьезно. — Вот, например, Селия. Ты ее знаешь, встречалась… Не правда ли, это отрешенная от реальностей жизни женщина? Мать в этом смысле была еще круче. Она всегда мечтала о том, чтобы стать миссионером, но в итоге не подошла из-за слабого здоровья. Поэтому ей пришлось выйти замуж за моего отца. Он умер, когда я был еще совсем крохой. Я совершенно не помню его. Так вот мать растила нас с Селией только для того, чтобы мы посвятили свою жизнь делу миссионерства. Вместо нее.
— Понимаю, — проговорила Грейс.
— Она умерла, когда мне было десять лет, — продолжал Гордон. — Меня подвели к ее смертному одру, и она заставила меня торжественно поклясться в том, что я стану миссионером как только достаточно подрасту для этого. Я не мог впоследствии нарушить обещание, данное умирающему человеку.
— Но ведь тогда ты был еще несмышленым мальчишкой, — возразила Грейс.
— Знаю, — сказал он. — Но Селия была одержима идеей миссионерства, она бросилась в него, как в омут. А поскольку нашим небольшим наследством распоряжалась именно она, по праву старшинства, то и мне пришлось идти по жизни в этом русле. По прошествии времени мне удалось убедить Селию в том, что как врач я принесу больше пользы миссии. Она уехала обращать в христианство своих первых язычников, а я остался за стенами медицинского колледжа. А для того, чтобы я поскорее и получше закончил учебу, она высылала мне ровно столько денег, чтобы я не погиб с голоду.
Грейс внимательно слушала рассказ Гордона, вглядываясь в его лицо.
Он рассмеялся.
— Теперь, боюсь, она и вовсе лишит меня наследства, ибо я согрешил.
Она заглянула ему в глаза.
— Ты считаешь, что согрешил?
— Разумеется, нет, — ответил он. — Я хочу, чтобы мы поженились. Как только вырвемся отсюда.
Грейс поудобнее устроилась у него на коленях и склонила голову ему на грудь, борясь с противоречивыми чувствами. В то время как одна ее часть обрела покой и умиротворение от того, что вновь попала в мужские объятия, другая настойчиво нашептывала о том, что это следует расценивать как предательство по отношению к Брюсу.
— Знаешь, что я думаю? — спросил Гордон, нарушив затянувшуюся паузу.
— Не знаю, но догадываюсь.
— Нет, не это, — улыбнулся он. — Я думаю о рыбе с жареной картошкой.
— О рыбе с жареной картошкой?
— Да. Просто я перебирал в уме блюда, которые не отказался бы сейчас попробовать, и остановился в итоге на рыбе с жареной картошкой. Ты любишь это?
— Еще бы!
Гордон прилег и стал смотреть в небо.
— Когда я был студентом, у нас там, на углу улицы, ютился крохотный рыбный ресторанчик. Так вот там готовили это блюдо лучше всех в мире! Не отказался бы я сейчас…
— Слушай, может, не надо говорить о еде? — попросила она. — У меня сейчас в желудке спазмы начнутся.
— У меня тоже пусто в животе, — сказал он. — Просто я подумал, что воспоминания о еде или размышления о блюдах, которые мы попробуем, как только вырвемся отсюда, помогут.
