Он вежливо поклонился Грейс. Она смотрела ему вслед, пока он не спустился по лестнице и не сел на лошадь. Затем повернулась к Брюсу:
— Он просит тебя сделать что-то опасное. Что-то, что никто другой для него не сделает.
— Это неплохо, — сказал Брюс. — Но дело в том, что я не знаю настолько хорошо местность. Мне придется подыскать подходящий клочок для посадки, и все будет в порядке.
Грейс положила ему руки на плечи.
— Не уходи, — сказала она.
— Не будь дурой, Грейс. Ведь он зачтет этот полет в счет оплаты за полугодовую аренду.
— Меня не интересует, если он даже зачтет это за десять лет! Не езди!
Брюс наклонился, чтобы поцеловать ее лоб.
— А кто говорил мне, что я должен соглашаться на любую работу? Это — работа, он за нее хорошо заплатит, поэтому я и согласился.
— По крайней мере, подожди, пока не прекратится буря.
Брюс усмехнулся:
— Может быть, это случится только в марте. Я лечу завтра, если станет потише. Мне надо лететь рано утром, если я хочу обернуться в течение дня. И я заправлю полный бак горючего. Полет долгий.
Грейс почувствовала дрожь:
— Тогда я полечу с тобой.
— Ты рехнулась! Я не могу везти тебя и камни, и горючее. Да и ни к чему, чтобы оба мы промокли насквозь. Все будет хорошо, Грейс, вот увидишь!
На следующее утро она встала рано, приготовила плотный завтрак и завернула еще пару сэндвичей, чтобы было ему чем подкрепиться в течение дня.
— И не вздумай потом напиваться с кем-нибудь, чтобы я волновалась за тебя!
— Не беспокойся, Грейси, там нет никого, кроме нескольких аборигенов, — сказал Брюс. — Я вернусь домой до темноты. Он направился к двери, затем повернулся к Грейс:
— Грейси! — сказал он нерешительно.
— Что?
Он обнял ее, немного отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. — Ты не жалеешь, что вышла за меня замуж?
— Конечно, нет, — ответила Грейс.
— Иногда я ненавижу себя за то, что увез тебя от той жизни, которую ты заслуживаешь, — сказал он. — Но я знаю, что для меня ты значишь все. Я не учился в лучших школах, и я не так складно говорю, как Фредди, но я хочу, чтобы ты знала, Грейс: я тебя очень люблю!
— И я люблю тебя, Брюс, — сказала она нежно.
— Правда? Ты говоришь это серьезно?
— Ну конечно, я люблю тебя, слышишь, дурачок? — сказала она смеясь, хотя и была готова расплакаться. Она обвила руками его шею и посмотрела ему прямо в глаза. — Я влюбилась в тебя сразу, как только ты подмигнул мне со своей больничной койки.
Он с трудом перевел дыхание, и Грейс увидела, что у него самого в глазах стояли слезы.
— Это самое главное, правда? — хрипло спросил он.
Она кивнула. Он склонился и поцеловал ее. Поцелуй был нежный, но такой страстный, что она чуть не задохнулась.
— Брюс, — умоляюще прошептала она, — не улетай.
— Не могу, любовь моя. Это шанс заработать хорошие деньги.
— Бог с ними, с деньгами. Я не хочу, чтобы ты летел туда.
— Знаю, но обещаю тебе вернуться как можно скорее. Сегодня же вечером мы отпразднуем это событие — твой благоверный собственноручно зажарит мясо на вертеле… А после… — Он подмигнул ей.
Она засмеялась, и он мягко убрал руки с ее шеи.
— Пока, Грейс, — тихо сказал он.
И ушел к самолету. Ей хотелось побежать за ним, остановить его, но она могла только стоять на террасе и смотреть, как заводится мотор, крутится пропеллер и как самолет медленно идет на взлетную полосу. Она смотрела до тех пор, пока он не превратился в маленькую точку в небе и окончательно не исчез в плотном слое облаков.
22
Грейс сидела на сырой еще террасе, глядя на размытый дождем пейзаж, до тех пор, пока день не сменился вечерними сумерками, но так и не дождалась Брюса. Наконец она уснула под монотонный стук дождя по крыше. И проснулась лишь тогда, когда наступило сырое, влажное, все в испарениях утро.
Слава Богу, что хоть дождь кончился, старалась она обнадежить себя. Скорее всего, Брюс не смог вернуться вчера из-за погоды, но сейчас он прилетит.
Она занялась обычными утренними делами, постоянно прислушиваясь, не гудит ли мотор. Около полудня ее желудок напомнил ей, что со вчерашнего вечера она выпила всего одну чашку чая. Она заставила себя проглотить кусочек хлеба с джемом и потом вынесла свое шитье на террасу, но страх, засевший у нее где-то глубоко внутри, не давал ей сосредоточиться ни на чем, кроме горизонта. Целый день она пыталась прогнать свои страхи здравыми, рассудительными мыслями, но сейчас, когда бледное солнце коснулось расплывчатого пятна западных холмов, она встала у перил и закричала:
— Возвращайся домой, Брюс Барклей, слышишь меня?
Стая уток, кормящихся в залитом водой лугу, взлетела в тревоге, и снова стало по-прежнему тихо. Верхний край солнца скользнул за холмы, и мир стал погружаться в темноту. Вторую ночь Грейс не гасила свет на террасе и сама не уходила с нее, но и на следующее утро Брюс не прилетел.
На третий день она попыталась проехать в город на машине. Большой автомобиль скользил и застревал в вязкой грязи. Когда она добралась до ручья, она увидела, что он вышел из берегов и проехать через него было невозможно. Безлюдные пространства окружали ее со всех сторон, напоминая ей о том, что целый мир отделял ее от людей, с которыми она могла бы разделить свою тревогу. Она была в полном, абсолютном одиночестве.
Она ходила взад и вперед по берегу ручья, высматривая место, где можно было бы переправиться, но вода, подхваченная быстрым течением, бурлила, по ней плыли обломанные ветки эвкалиптов и другой древесный мусор. Ее преследовал образ Брюса: он лежит, не может выбраться из разбитого самолета и ждет помощи…
Он сильный, утешала она себя, и он хорошо знает буш. Но она не сомневалась, что с ним что-то случилось. Мог не завестись самолет, и тогда Брюс застрял в какой-нибудь неизвестной заводи, или он совершил аварийную посадку, если в моторе возникли неполадки.
Она отвернулась от бурлящей воды, безумная мысль пришла ей в голову. Что если ей самой полететь на его поиски на «Удивительной Грейс». Мысль показалась ей необыкновенно соблазнительной, и ей пришлось привести себе самой очень серьезные доводы, чтобы доказать, что лететь искать его в одиночку было бы безумием. Вряд ли это был подходящий момент для того, чтобы одной попытаться поднять самолет в воздух и посадить его на землю, она даже не знала, куда именно он улетел, а два искореженных самолета хуже, чем один. Нехотя она отправилась домой.
На обратном пути она вспомнила, что на этой же стороне ручья живет Карлтон Драммонд, и свернула в сторону его усадьбы. Хотя она никогда не бывала у него, она скоро вышла на наезженную колею и через три мили затормозила у внушительных кирпичных ворот, которые не посрамили бы и Эктон-Барнетт. За воротами виднелся элегантный двухэтажный белый дом с балконом, окруженный деревьями, создающими полное впечатление парка в английском стиле. Тут же находился загон с несколькими выхоленными лошадьми. Они подняли головы и заржали, а две свирепые на вид пастушьи собаки с яростным лаем бросились к ней. Грейс поспешила снова спрятаться в машину и захлопнула за собой дверь, а собаки прыгали, рычали и щелкали зубами.
