— А как же место в банке, которое сэр Норман держит за тобой?
Фредди нервно закашлял:
— Отец, ты, правда, можешь представить меня за конторкой? Это безнадежно. Я умру со скуки.
— Но, дорогой, — вклинилась леди Каллендар, — Австралия — это так далеко…
— У меня будет масса времени вернуться и обосноваться здесь, мама, — заверил Фредди. — Но вы должны понять: после волнений и напряжения полетов во время войны нелегко усидеть на месте.
— Ты мне не видишься пионером, — проговорил лорд Каллендар. — Можно спросить, на какие средства ты собираешься открыть предприятие?
— Не за столом, Джозеф, — мягко прервала его леди Каллендар. — Давайте поговорим о делах утром, хорошо?
— Если отец имеет в виду, что я собираюсь потратить его деньги на бесполезные планы вроде авиалинии в Австралии, — голос Фредди был неестественно высок и ломок, — то я отвечу: нет. Я собираюсь использовать деньги тети Хариет, которые, — я полагаю, вы согласитесь, — она оставила исключительно для меня.
Лорд Каллендар прочистил горло:
— Тебе уже больше двадцати лет, и то, как ты собираешься распорядиться своими деньгами — дело исключительно твое.
— Ну, а теперь насладимся ужином, согласны? — попыталась успокоить мужчин леди Каллендар.
— Не пойму, как Фредди сможет прожить в такой глуши… А ты, Мерджери? — хихикая спросила Пенелопа.
— О, я не знаю, — отозвалась Мерджери. — Он, вероятно, устроит так, что первым делом туда доставят все, что ему привычно, и у него будет ведро со льдом и сухим мартини, а также лакей, чтобы гладить его костюмы. И он будет счастлив, как ребенок в песочнице.
Последовал всеобщий смех, и атмосфера разрядилась. Грейс занялась сыром и бисквитами, пытаясь представить себе будущее без такого смеха, легкомысленного Фредди или сильного и дерзкого Брюса. Они будут заниматься в Австралии новыми, захватывающими делами, а где будет она? Ее мысли быстро вернулись к одинокой тишине их прихода. А она знала, что уже никогда не сможет жить такой жизнью.
На следующий день, когда все завтракали, Пенни выглядела озадаченной:
— Послушайте, колокола звонят, — проговорила она. — Что это — обычное воскресенье или церковный праздник?
Леди Каллендар встала:
— Ой, милая, надеюсь, это не воздушная тревога? — спросила она. — Они не звонят в колокола при налетах, Джозеф?
— Чепуха, дорогая, — заявил лорд Каллендар. — Мы погнали гансов назад в Германию, как это они могут внезапно повернуть и вторгнуться к нам? Вероятно, какое-нибудь дурацкое общество звонарей или еще что-нибудь… Я пошлю Хокинза выяснить.
Но прежде чем они смогли вызвать Хокинза, они увидели на подъездной дорожке отчаянно нажимающего на педали велосипедиста.
— Это констебль Олленби! — вскрикнула Пенни. — Может быть, произошло страшное убийство и ты, папочка, нужен как судья.
— По случаю убийства в церковные колокола не звонят, — заметил Фредди.
Когда Хокинз открывал дверь сельскому полицейскому, все затаили дыхание.
— Война окончена! — услышали они. — Я пришел сообщить эту добрую весть. Немцы капитулировали, все кончено!
Все в комнате посмотрели друг на друга с недоверчивой радостью, а молодые начали прыгать и танцевать вокруг стола. Грейс обняла Фредди и Пенни и сама оказалась в объятиях… Брюса.
Мгновение он крепко сжимал ее.
— Не сердишься, Грейс? — спросил он.
У нее был комок в горле. «Не уходи, — хотелось ей сказать ему. — Не оставляй меня здесь, возьми меня с собой». Она сглотнула и весело улыбнулась:
— Не сержусь.
9
Грейс вернулась в «Святую Катерину», но никаких новых раненых здесь уже не принимали, палаты постепенно опустели, и сама Грейс была отпущена еще до Рождества. Когда она уезжала, к ней подошла сестра Фортитьюд.
— Если ты получишь соответствующую подготовку в одном из больших лондонских госпиталей, мы можем взять тебя как медсестру, — сказала она. Это был своего рода единственный комплимент, который сестра Ф. когда-либо делала, и хотя Грейс понимала, что такая работа — не по ней, она была польщена.
Отец встретил ее на челтенхэмском вокзале. Он выглядел постаревшим и похудевшим, этаким хилым вытянутым старичком-папашкой. Одежда на нем болталась, словно была на несколько номеров больше, волосы болезненно поредели, но глаза при виде ее загорелись.
— Ой, да ты просто расцвела и превратилась в милую молодую женщину, — проговорил он и поспешил ей навстречу. — Подойди и обними своего старенького отца.
— Я так рада снова тебя видеть, папочка, — отозвалась Грейс.
Он взял ее чемодан и направился к выходу, непрестанно разговаривая.
— Мать будет так рада тебя видеть. Она не смогла прийти со мной, хотела приготовить ради встречи что-нибудь особенное. Она уверена, что ты до смерти истощена на этой ужасной больничной пище, о которой ты писала, но я вижу, что она не принесла тебе особого вреда. Мама считала деньки до твоего возвращения. Конечно, ей без тебя было очень одиноко, я ведь постоянно занят переводами. Я не говорил тебе, что перевожу псалмы с ивритского оригинала? Восхитительно, совершенно восхитительно, но отнимает у меня массу времени. Твоя мать — это столп, истинная соль земли. Она взяла на свои плечи все повседневные заботы прихода, так что я целиком могу сосредоточиться на переводах. Она совершенно извелась, но ты ведь ее знаешь. Ты будешь для нее большим утешением. У нас будет такое веселое Рождество, правда?
Грейс нежно глянула на отца, с радостью отмечая проблески того несколько рассеянного папочки своего детства, а не молчаливого, замкнутого человека, которым он стал после смерти Гарри. У вокзала была припаркована старенькая, разбитая машина.
— Продвигаемся в мире, Грейс, — проговорил отец, открывая багажник для ее чемодана. — Для нынешних священников нет больше велосипедов. Помнишь нашу милую старую мисс Хампри? Она оставила мне эту машину в своем завещании. Должен сознаться, что я до сих пор не совсем овладел этим механизмом. Мать, конечно же, овладела им в совершенстве. Правит, как старый профессионал, и критикует меня, когда у твоего папы случается что-то не так. — Он улыбнулся Грейс, и она ответила ему тем же.
— Как славно, что ты снова здесь, — в который уже раз повторил он.
Они покинули элегантный городок Челтенхэм с его широкими эспланадами и георгианскими зданиями и поехали по узким проселочным дорогам. Когда машина проезжала совсем близко от пасущихся овец, они с блеянием разбегались. В лощинах ютились желтые каменные деревеньки. Солнце заходило, и небо казалось располосованным кровью. Над дымоходами коттеджей начали виться дымки. Машина миновала почту со складом. Ничего не изменилось с тех пор, как Грейс последний раз видела это место: ряд коттеджей у деревенских зеленей, прудик с белыми утками и вязы перед квадратной башней серенькой церкви.
