Лиза вернулась в комнату, включила свет. За окном сгустились синие зимние сумерки. Она включила телевизор, забралась с ногами на диван, но почти не слушала, о чем говорят в вечерних новостях. Она прислушивалась к себе, словно надеясь различить в себе те перемены, в которых она была уже уверена. Все было как будто по-прежнему, но Лиза понимающе улыбнулась самой себе: нет, уж она-то знает, что стала другой!
Вдруг она подумала об Арсении и чуть не вскочила с дивана. Ведь он еще ничего не знает! Он дежурит сегодня и придет только завтра вечером! За те несколько часов, которые прошли после ее возвращения от врача, Лиза успела так привыкнуть к тому, что она беременна, что это уже казалось ей само собой разумеющимся. А он не знает, и надо срочно сказать ему об этом!..
Лиза вышла в прихожую, сняла телефонную трубку – и тут же рассмеялась.
«Ну можно ли так? – подумала она. – Разве так надо сообщать мужчине о том, что у него будет ребенок?»
Она почему-то не думала, обрадуется он этому или нет. Ей просто хотелось рассказать ему поскорее, как необыкновенно она переменилась, и как мгновенно! А ребенок… Что ж, потом они поговорят и о ребенке. Ведь это будет еще так нескоро.
«А вот что надо сделать, – вдруг решила она. – Надо сказать ему об этом под Новый год. Ведь это первый Новый год, который мы вместе встречаем».
Лиза немного беспокоилась, не зная, где собирается встречать Новый год Арсений. А вдруг у них в семье принято праздновать непременно с родителями? Туда ее, конечно, не позовут. Да она и сама содрогалась при мысли о Валерии Константиновне.
Но, к ее радости, неделю назад Арсений сказал:
– Лизуш, ты елку какую хочешь, живую или искусственную?
– Живую, – ответила она.
– Я тоже, – обрадовался он. – Терпеть не могу этого целлофана. Тогда давай ее числа тридцатого купим, ладно? А то она у нас осыплется до новогодней ночи.
– А… ты никуда не уходишь? – осторожно спросила Лиза.
– Нет, к счастью, – ответил Арсений. – Повезло, дежурство не мое. А, ты думала, – вдруг догадался он, – что я к родителям пойду? Да нет, они вообще сейчас не в Москве. Их друзья в Голландию пригласили.
Так что праздничная ночь полностью принадлежала им двоим, и Лиза решила, что тогда-то она и расскажет обо всем Арсению.
До Нового года оставалось еще две недели. Лиза провела их в особом, счастливом и таинственном состоянии. Даже Арсений, ужасно устававший в эти дни – много людей поступало с травмами, – заметил, что она как-то переменилась.
– Что это с тобой такое? – спросил он однажды.
– А что?
– Да вид у тебя какой-то загадочный, – пояснил он. – Подарок, что ли, мне купила?
– Подарок, – согласилась Лиза.
– Не траться, Лизуша, – улыбнулся Арсений. – Я тебя и так люблю, без подарка.
Она по-прежнему больше вглядывалась в себя, чем думала о будущем ребенке, – может быть, потому, что он еще не шевелился, не давал знать о своем существовании. Только иногда Лиза вдруг ясно понимала, что он действительно уже есть. Например, ее совсем не тошнило, не тянуло ни на соленое, ни на кислое.
«Значит, мальчик», – подумала она.
Мама когда-то рассказывала, что с Колей она ходила легко, а вот с ней, с Лизой, намучилась – глотка воды не могла выпить, сразу наизнанку выворачивало.
– С девочками всегда так, – говорила Зоя Сергеевна.
«Что ж, мальчик – это хорошо, – размышляла Лиза. – Все мужчины хотят сначала мальчика».
Тут-то и пронизывало ее это пронзительно-ясное ощущение – он уже есть, он уже мальчик! – и дыхание у нее перехватывало от восторга.
Арсений пришел домой только тридцать первого утром, после суток, и сразу лег спать.
– Я высплюсь немного, ты уж сама тут как-нибудь, Лиз, – пробормотал он, засыпая. – А то я потом не выдержу…
Он проснулся только часам к семи вечера, когда уже посверкивала разноцветными лампочками елка и этот счастливый свет дробился в гранях бокалов на праздничном столе.
– Красота! – сказал Арсений, потягиваясь. – Все уже готово, как в сказке про скатерть-самобранку. Сейчас я умоюсь, Лизушка, а то стыдно – заспанный, небритый.
Арсений, конечно, не выдержал и вручил Лизе свой подарок еще до двенадцати.
– Ну вот, – притворно расстроилась она, когда уже часов в десять он торжественно извлек из своего кейса пестрый пакетик. – Не мог под елку положить!
– Ничего, представь, что это мне Дед Мороз выдал по дороге, – засмеялся он. – Примерь лучше!
В пакетике был купальник-бикини – яркий, в причудливых цветах.
– Примерь, примерь поскорее, – просил Арсений. – Сейчас, говорят, модно закрытые. Но зачем тебе закрытый, с твоей-то фигурой?
Купальник представлял собою две тоненькие полоски и придавал Лизе еще больше соблазнительности.
– Ну, Лиз, тебя топ-моделью можно объявлять хоть завтра! – восхитился Арсений.
– Я ростом не вышла, – засмеялась Лиза.
– А давай ты будешь прямо в купальнике Новый год встречать? – предложил Арсений.
– Думаешь, я Снегурочка, не замерзну? – улыбнулась Лиза.
– Ну ладно, ладно, шучу, – успокоил ее Арсений, с сожалением глядя, как Лиза снова облачается в поблескивающее платье – впрочем, с манящей полупрозрачной юбкой и кружевной вставкой на поясе. – Вот летом в Крым поедем…
– Арсюша, а вдруг я не смогу поехать в Крым? – неожиданно спросила она.
– Почему? – он удивленно поднял брови.
– Ну-у… Здоровье, например, не позволит?
– Какое еще здоровье? Ты… Ты что, беременна? – тут же догадался он.
– А откуда ты знаешь? – удивилась Лиза.
– Та-ак… – Арсений не ответил на ее вопрос. – И сколько?
Лицо его стало серьезным – таким, каким Лиза помнила его в Склифе, когда он осматривал вновь прибывших тяжелых больных.
– Десять недель. Нет, двенадцать уже, – сказала она.
– Сколько? – Глаза у него округлились. – Ты что, с ума сошла?!
– Почему? – Лиза испугалась его серьезного тона.
– Как это почему? Ты что, вообще не думаешь о своем здоровье? Двадцать лет, первая беременность – и двенадцать недель! Да ты знаешь, чем может закончиться аборт при таком сроке?
Лиза замерла, как громом пораженная. Она ожидала всего: восторга, растерянности, даже испуга – ведь и сама она сначала испытала только страх! Но той уверенности, того спокойствия, – какого-то медицинского спокойствия – которое звучало в его голосе, она никак не ожидала. Арсений говорил так, словно у Лизы был аппендицит и она не обратилась своевременно к врачу, только и всего.
Она молчала, потрясенно глядя на Арсения. Но он совершенно не замечал ее потрясения.
