Рита набросила на плечи большую шаль в пунцовых розах, закурила длинную тонкую сигарету и уселась в кресло-качалку посередине веранды. Павел устроился в углу, остальные расселись вокруг стола.
– Отлично подзарядились, – довольно произнес Григорий. – Здесь, Витя, очень энергетическое место, старайся бывать почаще!
Лиза заметила, что Никита Орлов ухмыльнулся, но промолчал.
– Жаль, что мы все вместе редко здесь бываем, – ответил Виктор. – Я сам виноват – вечно дела, некогда и друзей собрать.
– Что ж, такая у тебя жизнь, – философски заметил Гриша. – Так – некогда собрать, а было бы по-другому – негде было бы, пожалуй.
Они ненадолго замолчали, каждый думал о своем.
– Такая стала жизнь… – еще раз повторил Григорий.
– Ты, Гриша, так говоришь, как будто жизнью недоволен, – заметила Рита. – Сейчас начнешь жаловаться, что цены растут слишком быстро!
– Да мне-то, понятно, жаловаться особенно не приходится, – согласился Григорий. – Но цены действительно растут слишком быстро, и, как я догадываюсь, многие на это реагируют иначе, чем я.
– А мне плевать на цены, – решительно сказала Рита, затягиваясь дымом. – Если бы цены были такими же, как раньше, нас с Додиком никогда бы не выпустили в Париж, и вообще…
– Ну, из Парижа ты, положим, вскоре сама сбежала, – заметил, улыбнувшись, Орлов.
– Захотела – и сбежала, – решительно заявила Рита. – Потому что Додик козлом оказался и надоел, ты же знаешь. Зато, между прочим, я нашла себе отличное занятие, с которого можно жить, а не прозябать в ЦДЛ, дожидаясь, пока кто-нибудь угостит кофейком!
Она смотрела на Никиту так воинственно, что он испуганно замахал руками:
– Да бог с тобой, Ритуся, разве я против? Пиши свои бестселлеры на здоровье, очень приветствую это занятие!
– По-моему, из всех нас только Витя неплохо жил бы и при социализме, – сказал Неретинский. – Мне бы, например, никто не позволил открыть собственный салон, Никитка был бы не кутюрье, а художник на швейной фабрике. Не говоря уж о тебе, Гришенька. Тебя бы уж точно в психушке наблюдали с твоими фокусами.
– Почему это я жил бы неплохо? – обиделся Виктор.
– А что? Станислав Сергеевич уже, наверное, был бы в Политбюро. Что он, сына бросил бы на произвол судьбы? Думаешь, ты при социализме не смог бы Олежку учить в Швейцарии?
– Зря ты Витю поддеваешь, Петя! – возмутилась Рита. – Что мы, не вместе бегали в Политехнический слушать Евтушенко? Как будто Витя тогда рассчитывал, как бы разбогатеть на всем, чего мы ждали!
– Никто, конечно, не рассчитывал, – возразил Неретинский. – Но, согласись, время тогда было другое и ожидания другие. А потом идеализма сильно поубавилось. По-моему, – я не говорю о Вите – большинство из тех, кто это затеял, как раз очень неплохо рассчитали…
– А какая вообще-то разница? – вдруг спросил молчавший до сих пор Павел.
Лиза обернулась на его голос. Почему-то ей показалось, что из всех собравшихся именно он может сказать самое важное и верное.
– Какая разница, кто на что рассчитывал? – повторил он. – Все равно каждый получил то, что был способен получить. Это дурак только может завидовать Вите, а умный понимает, какую цену приходится платить за такую жизнь, как у него.
– Да брось ты, Паша, – махнул рукой Виктор. – Ты так говоришь, как будто я не живу, а страдаю. Живу, как хочу, чего уж там!
– Вот именно, – ответил Павел. – Ты живешь так, как ты хочешь, но очень немногие из тех, кто завидуют твоей жизни, согласились бы на нее, узнай они ее поближе.
Лицо у него совершенно не изменилось, когда он говорил это, оно было все таким же спокойным и доброжелательным. Даже запальчивости, как у Риты, не чувствовалось в его голосе.
– Ну, Витя – понятно, – сказал Неретинский. – Он действительно получил то, что способен был получить, дело не в Станиславе Сергеевиче. Но что же говорить о справедливости, когда мы-то уж прекрасно знаем, что вовсе не все получили то, что заслуживали? Как будто я не вижу, кто приходит ко мне в салон! Или к тебе, Никита. Они что, тоже получили по заслугам? Я как вспомню эти рожи, которые разговаривают хозяйским тоном, хотя сами не способны ровным счетом ни на что и в голове у них вообще нет извилин!.. Нет уж, никакой особенной справедливости я не наблюдаю.
– А я наблюдаю, – сказал, точно отрезал, Павел. – Я как раз и наблюдаю, хотя мне и жалко старушек. Но мне их и раньше было жалко. Помню, Коля Воронов – ты его знаешь, Вить, он теперь продюсер на первом канале – на третьем курсе дворником работал на Рождественском бульваре. Так там такая старушка жила – в заброшенной квартире без единого целого стекла! Зайти страшно, а всем плевать было. Я вот недавно такую видел – милостыню просила на бульваре, – так подумал, что этой, нынешней, все-таки полегче. Той ведь не дали бы милостыню просить, засорять город своим непристойным видом…
– А милостыню подал? – спросил Неретинский.
– Ну, подал, конечно, при чем здесь это? Я говорю, что сейчас все прояснилось – кто есть кто. В смысле – кто способен принимать то, что жизнь ему дает – неважно, хорошее или плохое, – а кто нет.
Лизе не совсем было понятно то, что хотел сказать Павел. Может быть, он был прав. Но она вспоминала измотанных жизнью женщин в Новополоцке, свою учительницу немецкого, бегущую после уроков торговать картошкой на рынке… При чем здесь умение или неумение принимать то, что дает жизнь?
Наверное, и остальные чувствовали неизбежную недоговоренность, неокончательность всего, что каждый из них решил для себя. Даже Рита замолчала, прикурив новую сигарету, даже говорливый Гриша Кричинский.
– Хорошо с вами, ребята, да я устал как проклятый, – первым произнес Никита. – Неделя была безумная, а следующая еще похлеще ожидается. Только здесь и отоспишься. Так что до завтра, и предупреждаю: я не жаворонок!
Вместе с ним поднялись Юрген и Томас. Они весь день почти не принимали участия в разговорах, только бросали иногда короткие реплики, но их присутствие никому не казалось обременительным.
Остальные тоже задвигали стульями.
– Спокойной ночи, Лиза. – Павел склонился к ее руке, щекотнул усами. – Приятных сновидений!
Он на мгновение ласково и как будто ободряюще сжал ее плечо своей огромной рукой и пошел в дом пружинистой, немного вразвалку, походкой.
Лиза медлила, не уходила. Ей почему-то показалось, что Виктор ждет, когда все уйдут, чтобы остаться с ней наедине…
– Спасибо, Вить, прекрасный вечер, – сказала наконец и Рита. – Впрочем, у тебя других и не бывает. Счастливо оставаться, молодые люди! – с усмешкой помахала она рукой.
В первые минуты, оставаясь наедине с Виктором, Лиза всегда ощущала легкую неловкость. Как начать разговор, и что будет потом? Начинал всегда он, и неловкость проходила сама собой.
