Грудь Марен тисками сдавила паника. До конца июля оставалось четыре дня, а она притворялась, будто сентября не существует. Она потеряла Амоса и боялась вернуться в школу, где полно задир, обожавших сворой дразнить других. Марен выключила телевизор. Внезапно ей стало невыносимо смотреть, как кто-то блистает, очаровывает и являет собой само совершенство.
– Я иду спать, – сказала она, хотя было ещё только полвосьмого.
– Спокойной ночи, милая, – пробормотала мама, погруженная в изучение очередной брошюры.
* * *
В комнате сестёр на стороне Хэлли вечно царил хаос. Каждое утро она спала допоздна, просыпалась в последнюю минуту, быстро хватала с пола одежду, одевалась и выскакивала за дверь с батончиком мюсли. Теперь её кровать была тщательно застелена, книги на полках стояли ровно, а не свалены кучей на прикроватной тумбочке. Вся её одежда была сложена аккуратными стопками в комоде, туфли и кроссовки выстроились в шкафу чёткими рядами. Такой «порядок» был Марен ненавистен.
Через неделю после аварии, когда стало ясно, что Хэлли не скоро вернётся домой, мама целых шесть часов занималась уборкой на половине комнаты, принадлежавшей Хэлли. Она вымела из-под кровати комки пыли, а затем долго пылесосила ковёр. Час спустя Марен застала её в слезах. Мама сидела на полу и рыдала, а пылесос всё ещё продолжал гудеть.
Время от времени Марен сминала на кровати Хэлли одеяла, разбрасывала подушки, складывала штабелями книги на прикроватном столике и лежала там, делая вид, будто её сестра только что вышла на кухню за стаканом воды. Утром, прежде чем мама успевала войти в комнату, она снова всё прибирала.
Растянувшись на собственной незастеленной кровати, она вытащила телефон и пролистала фотографии. Возвращаясь в прошлое, она делала остановки на любимых снимках. Вот рядом с ней улыбающееся лицо Хэлли, над их головами сияет радуга. Кривобокий торт с глазами из зефира и торчащим на лбу рожком мороженого, который, по идее, был рогом единорога, но больше походил на инопланетянина.
Марен продолжала прокручивать фотки, переносясь назад в то время, когда они с Амосом ещё были друзьями. От просмотра фотографий у неё заболел живот: вот они вдвоём на бейсбольном матче в городе, тычут друг в друга гигантскими пенопластовыми пальцами. Вот Амос с Анри на плече, по рукаву его рубашки скатывается птичий помёт. (Амос выбрал в школе французский и просто обожал обмениваться с попугаем оскорблениями.) Марен и Амос на Хеллоуине, в костюмах бананов-зомби. Помнится, они тогда так хохотали, что у Марен от слёз поплыла половина её грима.
Она заблокировала экран и подсоединила телефон к зарядному устройству. Вокруг лампы на потолке порхал крошечный коричневый мотылёк, поэтому она выключила верхний свет и лежала, глядя на светящиеся наклейки со звёздами, которые они с Хэлли разместили в виде собственных выдуманных созвездий. Большая Рогатая Сова, Воин Снортикус, Две Сестры. Она так скучала по своей прежней жизни, что казалось, будто её выворачивает наизнанку. Скоро Хэлли окажется в одном из медицинских учреждений, куда люди попадают, когда больница уже не может им помочь. Где нет надежды на то, что она вернётся к нормальной жизни, что она вернётся домой, что их семейная жизнь в один прекрасный день вновь станет прежней.
Каждой клеточкой своего тела Марен молилась, чтобы её лекарство подействовало.
6
Сон всегда был один и тот же, почти идеальная копия воспоминаний, которые каждую ночь наполняли спящий мозг Марен.
Она сидела на пассажирском сиденье отцовской машины, за рулем – её сестра. Хэлли только что получила права, и их мама тревожилась из-за того, что она водит машину одна, без взрослых, но Марен нужно было отвезти домой после танцевального класса, а все остальные были в тот день заняты. Марен пообещала следить, чтобы сестра не превышала скорости, и предупреждать об опасных участках дороги и водителях-лихачах.
– И я знаю, мисс Мэриголд сказала, что никаких дырявых колготок, но это была всего лишь такая крошечная дырочка, – сказала Марен, всё ещё расстроенная суровым разговором после уроков. Разве она виновата, что споткнулась на автостоянке?
– Хм, – сказала Хэлли, мигая поворотником.
– Ты меня вообще слушаешь? – спросила Марен.
– Ага, – пробормотала Хэлли.
– Ты меня не слушаешь, – возразила Марен.
Хэлли вздохнула:
– Я сосредоточена на вождении.
– Ты можешь слушать меня и вести машину одновременно. – Марен потрогала дырку на колготках – та выросла с размера ластика на конце карандаша до монеты в двадцать пять центов. – Что с тобой происходит в последнее время?
– Ничего. – Голос Хэлли звучал нарочито бодро.
– Я тебе не верю, – сказала Марен. – В последнее время ты ведёшь себя странно. Стала дёрганой, скрытной и всё такое прочее. Ты думаешь, что никто ничего не замечает, но я-то вижу.
– Ну, ты прямо маленький детектив. – Тон Хэлли был язвительным, что было ей совсем не свойственно.
Ноготь Марен зацепился за колготки и проделал рядом с первой ещё одну дырку. Стараясь не обращать внимания на ехидные слова сестры, она продолжила гнуть свою линию:
– У тебя появился парень, о котором никто не знает, или типа того?
Хэлли подъехала к светофору возле пристани, где швартовались все рыбацкие лодки, и стала ждать зелёный сигнал.
– Нет.
– Новая тайная подружка?
– Нет.
– За тобой следит ФБР, потому что добрый, но слегка подозрительный физик-ядерщик, а может быть учёная, попросила тебя припрятать её секретные файлы, а затем исчезла? – Марен демонстративно посмотрела в боковое зеркало – мол, не следит ли кто-нибудь за ними?
– Нет! – Хэлли рассмеялась, но не так, как обычно.
Марен невольно заподозрила что-то неладное. Не в привычках Хэлли иметь от неё секреты.
– Что же тогда? – обиженно спросила она.
– Я же сказала тебе: ничего.
Хэлли медленно тронулась с места. Их мама всегда ждала на этом перекрёстке дольше, чем обычно. Она всегда повторяла Марен и Хэлли одно и то же предупреждение: «Здесь будьте особенно осторожны. Когда солнце светит в глаза, многие плохо видят и не замечают светофор. Всегда ждите до тех пор, когда можно будет безопасно ехать дальше».
Марен должна была напоминать обо всём этом сестре. Её сонное «я» произнесло эти слова, но её рот не издал ни звука. Загорелся зелёный свет, и Хэлли нажала на газ.
Прямо из ниоткуда возник тяжело нагруженный старый пикап. Воздух как будто взорвался, их машина отлетела в сторону и резко развернулась. Колеса заскрежетали по асфальту. Сверкая в лучах полуденного солнца, осколки стекла полетели на Марен. Красные пятна смешались с поблёскивающим стеклом. Кто-то закричал, но Марен не знала кто. Возможно, она сама. На том месте, где сидела Хэлли, образовалась чёрная дыра. Марен её не видела. Не могла смотреть на это место. Не могла смотреть. Не могла.
