Она проверила время: девять тридцать. Мама будет дома с минуты на минуту. Марен вернула на место крышку грифельной коробки и закрыла шкаф. Перед тем как спуститься со стремянки, она остановилась и воткнула ключ обратно в замок. Вытащив наугад коробки и не глядя на их этикетки, добавила в пластиковый пакет еще несколько пакетиков. На всякий случай.
– VOLEUSE, VOLEUSSSE
[12], – прошипел Анри.
Раньше Марен никогда не слышала, чтобы он шипел. Теперь же, услышав, она предпочла, чтобы он пронзительно кричал. Она сунула пластиковый пакетик с кошмарами в карман.
– Не говори бабушке, что я была здесь, – сказала она. Прозвучало неубедительно. Интересно, задалась Марен вопросом, что, если Анри и вправду может рассказать обо всём Лиште? Попугай взвизгнул и, хлопая крыльями, взлетел на свой нашест на лестнице.
Наконец дверь магазина закрылась за ней. Марен с облегчением вздохнула. Все кошмары, которые, возможно, кружились в темноте, остались в магазине. Она вытерла руки о джинсы на тот случай, если на них налипла пыль.
– Пока, Артакс. – Ей не хотелось отпускать своего единственного оставшегося друга, но она не могла оставаться в магазине.
Снаружи, за пределами небольшого пятнышка света, всё было в тени и тумане. С моря долетал солёный ветер. Марен с трудом могла разглядеть окутанный туманом переулок, выходящий на Мейн-стрит. Сгорбившись, она сунула руки в карманы, но вспомнила, что в правом кармане лежат кошмары. Её передёрнуло от омерзения.
Марен на цыпочках кралась по переулку, и за спиной у неё плескалась вода. Впрочем, нет, никакая это не вода. Скорее всего, это шаги. Цоканье туфель на высоком каблуке. Кто-то пытался шагать как можно тише. Марен застыла на месте. Цоканье прекратилось. Сглотнув камень страха, застрявший в горле, Марен пошла дальше.
Цок-цок, цок-цок. Уже ближе. Что-то маленькое и порхающее задело макушку Марен. И она побежала.
На Мейн-стрит, в клубах голубого тумана, на скамейке автобусной остановки, сгорбившись, сидела какая-то фигура. Марен остановилась в нескольких ярдах от неё, задыхаясь не от страха, а от бега. Фигура повернулась и посмотрела на неё сквозь полумрак. Это был сухопарый мужчина из бывшей гончарной мастерской, теперь закутанный в чёрное пальто.
В длинных пальцах он держал трубку, и когда Марен подошла ближе, выдохнул струю дыма. Та приняла форму летучей мыши и улетела в беззвёздное небо.
– Почему ты так поздно, девочка? – От его голоса, похожего на голос сороконожки (если бы сороконожки могли разговаривать), у Марен по коже пробежали мурашки. Он вытряхнул угли из трубки на тротуар и убрал её в карман.
Она покачала головой, не доверяя собственному голосу, а также следуя правилу не разговаривать с незнакомцами. Особенно ночью. На автобусных остановках, где она не должна была находиться в одиночестве. Местах, где никто не услышит её крика. Марен вытащила из сумки телефон и, повернув экран от колючего взгляда мужчины, набрала номер девять, один, один. Её большой палец завис над кнопкой «отправить». Если автобус не появится через минуту-другую, она спустится к набережной и сядет на другой остановке. Но тут откуда-то из облачной синей тьмы донеслось цоканье каблуков.
Марен отошла ещё на несколько шагов прочь от мужчины и встала с телефоном наготове. Главное – поддерживать безопасное расстояние, не паниковать и сесть в автобус. Тогда всё скоро закончится.
Цок-цок, цок-цок.
Марен с такой силой стиснула зубы, что они хрустнули. Она не могла одновременно следить за тёмным переулком и мужчиной. Он кашлянул, сплюнул и достал из кармана маленькую коробочку. Тихо напевая, он развернул вощёную бумагу, вытащил комок слипшихся леденцов и сунул в рот. Затем протянул коробку Марен и встряхнул.
– Они избавят тебя от лягушки, застрявшей в твоём горле, – сказал он.
Это была не лягушка, это был камень. Марен облизнула засохшие губы и убедилась, что номер отображается на экране её телефона. Автобуса не было. Зря она приехала сюда одна. Ей следовало подождать до завтра и придумать способ, как отвлечь Лишту, чтобы украсть кошмары средь бела дня. Она могла бы заварить Лиште несколько чашек чаю и украсть кошмары, когда бабуля пошла бы в туалет. Марен была в ярости на себя за то, что не додумалась до такого простого выхода из положения. Если её похитят, родители будут безутешны. Они и без того уже достаточно пережили.
Мужчина снова встряхнул коробку с леденцами от кашля. Ей в нос ударил запах его дыхания: вишнёвый ментол, смешанный с сардинами и дымом. Глаза Марен заслезились. Нет, она не плакала – плакали только младенцы, когда им бывало страшно.
– Нет, спасибо. – Её голос прозвучал твёрдо и сердито.
– Так ты всё же можешь говорить. – Мужчина поправил заплетённую в косичку бородку и ухмыльнулся. – Как хочешь. Я взял последнюю коробку до того, как они закрылись.
Взглянув на аптеку на другой стороне улицы, Марен обнаружила, что её окна заколочены. Рядом с дверью стояла чёрная вывеска, похожая на ту, что она видела у магазина Зоттери:
СКОРО ОТКРЫТИЕ: «ОБЕЗЬЯНЬЯ ЛАПА».
Под серебряной надписью была нарисована отрезанная обезьянья лапа, совершенно жуткая, со скрюченными высохшими пальцами и длинным когтями.
– Вы перекупили аптеку? – спросила Марен.
От колючего смеха мужчины у неё тут же свело живот.
– Я деловой партнёр нового владельца, – сказал он. – Но это больше не будет аптекой.
Марен посмотрела на чёрную с серебром вывеску и застегнула повыше молнию свитера. Кто-то однажды уже попытался продать Лиште такую обезьянью лапу, но она отказалась, сказав, что некоторые предметы слишком омерзительны даже для кошмаров.
– Здесь всё меняется, – сказал мужчина.
Увы, Марен была вынуждена согласиться. Эта аптека открыла свои двери лет пятьдесят назад, здесь можно было приобрести отличные заговоры против зубной боли и подагры. Таким образом, в их городке в течение недели четыре заведения либо временно закрылись, либо полностью прекратили свою деятельность. Что-то не то происходило сейчас в Рокпул-Бей. И Марен догадывалась, кто он, деловой партнёр этого человека.
Наконец, наконец темноту прорезали фары автобуса и рокот двигателя. Марен чуть не заплакала от радости, когда автобус подкатил ближе – этакий маяк света, звёзд и привычной жизни. Она встала на самый край тротуара, и как только автобус затормозил, прыгнула внутрь, прежде чем двери полностью открылись.
– Вы заходите? – крикнул водитель сухопарому мужчине.
Тот подмигнул Марен и покачал головой. Нервы, словно невидимые пауки, ползали по её коже. Выбрав место прямо за водителем, она достала книгу и не поднимала глаз, пока не доехала до своей остановки.
* * *
Никогда ещё Марен не была так рада снова увидеть родной дом. В окне гостиной мерцал экран телевизора. Прохожий наверняка подумал бы, что здесь живёт обычная нормальная семья. Пройдя, крадучись, вдоль дома, Марен оказалась около сарая, вошла вовнутрь, нашла там металлическое ведро, вернулась на улицу, подставила ведро, дотянулась до окна и открыла его. Изящного способа пролезть в узкую раму не было, и поэтому она скользнула головой вперёд и приземлилась на плетёный коврик.
