Именно сейчас, в состоянии растерянности и подавленности, он оставался собою – с той же своей силой, ясно ощутимой в каждом жесте и взгляде, которую Лера знала в нем всегда и которую словно видела сейчас впервые. Он был совсем не похож в этом на мать – и он был похож на нее, как никогда прежде.
Лере никогда не приходилось видеть такого сочетания силы с душевной трепетностью, которое было в Мите всегда, но которое она так ясно почувствовала в нем только сейчас.
Это было печальное воспоминание, но Лера почему-то обращалась к нему именно теперь, когда старательно гнала от себя все, что могло бы нарушить вдруг пришедшее к ней чувство освобождения. Она даже стремилась к этому воспоминанию – как стремилась сегодня по вечерним зимним улицам к Мите.
Аленка завертелась в кроватке, захныкала. Лера посадила ее, сонную, на горшок, снова уложила. И тут же провалилась в простудный, но спокойный сон.
Глава 6
Простуду она все-таки подхватила изрядную. Температура держалась целую неделю, горло обложило так, что пропал голос. И в конце концов выяснилось, что у нее настоящая ангина.
Но Лера даже наслаждалась этим неожиданным бездельем. Так давно не было у нее возможности просто валяться в постели, пить горячий бульон и ни о чем не думать! Голова ее проветривалась, точно комната при открытой форточке, и Лера радовалась будущей свежести, которая должна была наступить совсем скоро.
Одно было жаль: из-за ангины не удавалось побыть с Аленкой. Дочка только заглядывала к ней изредка, кричала:
– Мама дома, мама заболела!
А потом снова убегала к бабушке, к своим игрушкам и растрепанным книжкам.
Лера только вздыхала. Она вспоминала, каким чувством была охвачена, впервые увидев в роддоме Аленку, и понимала, что совсем по-другому должны были у нее складываться отношения с единственной дочкой. Но не получалось, никак не получалось, и она ничего не могла поделать.
Даже в те выходные, которые удавалось проводить с Аленкой, Лера чувствовала, что та рада не ей, а прогулкам в парке, аттракционам, мороженому. Совсем отдельно проходила жизнь ее дочки, и не в Лериных силах было нарушить незримую границу, отделяющую от нее этот мир.
На работу она смогла выйти только через две недели – действительно посвежевшая, как будто не болела, а отдыхала на курорте. Даже Зоська сразу это заметила, увидев Леру в первый день в офисе – изящную, в светло-бежевом английском костюме, подчеркивающем очертания стройной фигуры.
– Ох ты, какая ты, Лерка! – воскликнула она. – Что за женщина ты такая – от всего цветешь, даже от болезни!
– Ума не приложу, бесценная Жозефина, – улыбнулась в ответ Лера. – Отчего цвету, ума не приложу. А главное – для кого…
– Ну, это ты брось! – возмутилась Зоська. – А хоть бы и для себя, что такого? Странно ты рассуждаешь, ей-богу. Как будто женщине красота дана ради какого-нибудь болвана!
– Ладно-ладно, милая феминистка, – остановила ее Лера. – Расскажи лучше, как работалось.
У нее были все основания называть Зосю Михальцову бесценной: она отлично справлялась с обязанностями «президентши» в Лерино отсутствие. И положиться на нее можно было железно, не ожидая никаких отговорок вроде детских болезней или мужниных капризов.
– Потемкин звонил, – сообщила Зоська в числе других новостей.
– Что хотел? – нахмурилась Лера.
– Да ничего особенного. – Зоська удивленно посмотрела на нее. – Как обычно. О домах в Панозере поговорили, сказал, скоро можно будет финнов приглашать. Тебе скорейшего выздоровления пожелал. И все.
– Зося, – спросила Лера, – скажи, трудно тебе с ним работать?
– Да ты что, Лер? – Зоськины светлые брови поднялись еще выше. – С ним – трудно? Да он же сам все делает, над ним надзиратель же не нужен! И все нормально вроде… Или случилось что-нибудь?
– Ничего не случилось, – ответила Лера. – Я потому спрашиваю, что хочу все дела с ним тебе перепоручить. У меня, наверное, проект один будет интересный, сейчас как раз обсуждаем со Стрепетом… Сможешь ты с Потемкиным одна работать, без меня?
– Смогу, конечно, – пожала плечами Зоська. – Не самый трудный участок.
– Вот и отлично, – заключила Лера. – Будет звонить – так ему и скажи. И чтобы он больше ко мне ни по каким вопросам не обращался, хорошо?
Зоська, конечно, догадалась, что что-то произошло у Леры с Потемкиным. Слишком уж резким был тон, слишком очевидным желание не видеть Стаса, который две недели назад и приезжал-то в офис только ради «президентши». Но расспрашивать Зоська не стала. Зачем? Не тот у Леры характер, чтобы давать объяснения.
Лера вся внутренне напряглась, ожидая Стасова звонка и готовясь дать ему отпор. Но он не позвонил ни разу. Вернее, звонил, но беседовал исключительно с Зосей и только о делах.
И Лера постепенно успокоилась.
«Может быть, он все-таки что-то понял? – думала она. – В самом деле, разве так трудно мужчине понять, что женщина его не любит, какая для этого особенная тонкость нужна?»
Да ей и некогда было слишком уж задумываться о подобных вещах. Работы не убывало, «Московский гость» рос как на дрожжах. Репутация у фирмы была безупречная, и все чаще Лера слышала по телефону:
– Госпожа Вологдина, нам очень рекомендовали именно вас! Вы же понимаете, сейчас в России все так неопределенно, а наши люди, несмотря на любопытство, хотели бы быть спокойны…
И ей удавалось поддерживать эту уверенность, организовывая для иностранцев симпозиумы в Москве, и путешествия на байдарках, и теплоходные экскурсии по Волге, и даже что-нибудь необычное, вроде пеших походов по литературным усадьбам Подмосковья – для одержимых славистов…
И, конечно, по-прежнему ездили по всему миру туристы от «Московского гостя», и надо было заниматься рекламой, ездить в посольства на коктейли, добиваться чего-то от непрошибаемых чиновников, и еще, и еще…
На все это не хватало светового дня, когда уж тут было думать о Стасе Потемкине!
У Леры минуты не находилось за день, чтобы просто присесть, расслабиться и подумать хоть о чем-то, не связанном с работой. Но если прежде она иногда жалела о том, что жизнь несется в таком бешеном, невыносимом для души темпе, то теперь и на сожаления не оставалось ни времени, ни сил.
В пятницу она уезжала из офиса последней. По привычке обернулась, глядя на то место, где висела когда-то фотография отраженной Венеции. Это у Леры уже вроде талисмана стало: представить ее – невидимую, исчезнувшую – на прежнем месте и загадать, чтобы все было хорошо.
Обернувшись к двери, Лера увидела, что в вестибюль входит Стас Потемкин.
Она невольно отшатнулась, глядя на него испуганным взглядом. Но тут же овладела собой, посмотрела вопросительно.
– В чем дело, Стас? – спросила она так, словно они расстались вчера. – Зоси уже нет, и никого нет.
