– Нина, – вздохнув, представилась она. – Хотя зачем нам знать, как друг друга зовут, не понимаю.
– Незачем, – согласился он. – Ладно, давай чего-нибудь поедим, а потом сообразим, куда тебя отсюда эвакуировать и как.
– Что значит – как? – насторожилась Нинка.
– Как – значит в чем, – объяснил Феликс. – Тебя вчера сюда доставили в чем мать родила. Правда, была на тебе косуха, но байкер, который тебя в квартиру занес, тут же ее с тебя снял и в ней отбыл.
Картина вчерашнего вечера стала потихоньку проясняться в ее сознании. Ничего хорошего такая ясность ей, впрочем, не принесла.
– Это его косуха была, – мрачно сказала Нинка. – Потому он в ней и уехал. Тоже о своей одежде позаботился. Как ты, – усмехнулась она.
– Насчет моей одежды можешь не переживать. Дарю, – усмехнулся в ответ Феликс.
Рассказывая Нинке подробности ее появления в этой квартире, он успел разогреть сковородку, которую извлек из ящика под плитой, вылил на нее подсолнечное масло, обнаруженное в шкафу, и теперь разбивал на сковородку яйца. Делал он это умело и без вдохновения. Это вызывало даже некоторое уважение: Нинка терпеть не могла мужиков, которые вдохновляются кухонными делами. Впрочем, Вольф тоже ничем таким не вдохновлялся и был мужиком до мозга костей, а вот ведь как вышло…
Феликс накрыл сковородку крышкой и уселся на табуретку перед Нинкой.
– Ты откуда? – спросил он. – Московская?
Нинка кивнула.
– Хорошо, – заметил он.
– Что хорошего?
– Домой доставить проще.
– Тебе меня домой доставлять не придется, не волнуйся, – зло хмыкнула Нинка.
– Как знаешь.
Он снял сковородку с плиты и разложил ее содержимое поровну на две тарелки.
– А если остальные твои гости проснутся? – спросила Нинка. – Всех по очереди будешь обслуживать?
От досады на себя она специально подбирала слова, которые должны были быть для него обидными, и бросала их зло и резко, как камни. Но он, похоже, руководствовался в жизни принципом «на обиженных воду возят», а потому не обратил ни на слова ее, ни на тон ни малейшего внимания.
– Всех не буду, – ответил он. – Тем более я здесь сам в гостях.
– Да? – удивилась Нинка. – А с хозяйством справляешься, как хозяин.
– Что ты называешь хозяйством? – усмехнулся он. – Ешь давай.
Аппетита у Нинки не было никакого, но она понимала, что поесть надо. Может, от этого прекратится и озноб, и тошнота, и даже головная боль.
Она жевала яичницу, которая казалась ей безвкусной, и думала, как бы осторожненько выяснить, есть кто-нибудь дома или нет. Не хотелось бы сразу встретиться с родными и близкими, явившись домой босиком и в чужой майке, надетой на голое тело. И к тому же хотелось порыдать, а это, безусловно, лучше было проделать в одиночестве.
– Ты на диете? – поинтересовался Феликс.
– Почему? – не поняла Нинка.
– Без соли ешь.
– А!.. Да нет, задумалась просто.
– О чем?
– А тебе не все равно? – буркнула она. Но все же объяснила нехотя: – Как домой попасть, вот о чем. Чтобы незаметно.
– Боишься, мама с папой поругают? – усмехнулся он.
– Боюсь, мама раньше времени родит, если меня такую увидит, – сердито бросила Нинка.
– Она у тебя беременная, что ли?
– Ага. На старости лет такой вот финт. Не слабо, да?
– Старость лет – это сколько?
– Сорок два.
– Тоже мне, старость. В таком возрасте, бывает, только первого заводят.
– Никого в таком возрасте не заводят. Тем более от мужика, которого полгода знают.
– А ты байкера того, который тебя сюда в косухе занес, давно знаешь?
– Не твое дело, понял? – рассердилась Нинка. – Забирай свою майку и…
Она начала было стаскивать с себя майку, но вовремя опомнилась. Феликс издевательски расхохотался. Похоже, он относился к Нинке, как к круглой дуре.
«Ну и правильно», – с досадой подумала она.
Как еще он должен относиться к девке, которая спьяну переспала с первым встречным, то есть с ним?
– Сказал же, майку дарю, – напомнил Феликс.
«Дешево отделался, – с еще большей досадой подумала Нинка. – Проститутка дороже обошлась бы».
– Телефон здесь хотя бы есть? – вздохнула она.
– Должен быть. Это ж хоть и Бирюлево-Товарная, но все-таки Москва. А зачем тебе?
– Такси вызвать. У меня же ни мобильника, ничего.
И только сказав это, Нинка поняла: «ничего» означает, что у нее нет денег. Не на такси нет, а вообще. У нее больше нет тех денег, на которые она должна была купить билет до Парижа и полгода жить во Франции…
Поняв это, Нинка похолодела. Это был удар посильнее, чем проснуться в чужой постели с незнакомым мужиком!
– Ой… – в ужасе пробормотала она. – Как же теперь?..
– Что? – догадался Феликс. – Денег на такси нет?
От потрясения у Нинки мгновенно прошла не только головная боль, но даже досада на себя и на весь мир.
– Не на такси!
Слезы брызнули у нее из глаз мгновенно, она не успела хотя бы отвернуться. Кажется, они попали Феликсу прямо в лицо. Он провел ладонью по своей потемневшей от щетины щеке и посмотрел себе на руку так, будто ожидал увидеть на ней какие-нибудь огненные борозды, что ли.
– Не на такси! – повторила Нинка. – Вообще денег нет! Я… Я их… Я их отдала-а…
И тут она разрыдалась наконец в голос, не сдерживаясь и не таясь – так, как собиралась разрыдаться только дома в одиночестве.
Впрочем, и здесь было все равно что в одиночестве – никто ей рыдать не мешал. Феликс молча сидел на табуретке, напротив через стол. Когда Нинка на секунду подняла глаза, то увидела, что он смотрит в окно и его взгляд при этом совершенно бесстрастен.
Ей стало противно. Ревет при чужом равнодушном человеке… Совсем уже! Она последний раз всхлипнула и вытерла слезы.
– Кому отдала? – спросил Феликс.
По его тону и виду было понятно, что он просто пережидал, когда Нинка отрыдается и станет способна внятно отвечать на вопросы.
– Вольфу, – понуро ответила она. – Ну, байкеру тому. – И совсем уж по-дурацки объяснила: – Я его люблю… любила.
– И поэтому ему деньги надо было отдавать? Он что, альфонс?
– Нет, ты что! – воскликнула Нинка. – Просто… Ну, он меня бросил. То есть, в смысле, мы решили расстаться, – поспешно поправилась она. – А я знала, что ему нужен новый байк, потому что он старый разбил. И когда мы с ним за расставание выпивали… В общем, у меня стало такое настроение, что хотелось сделать чем хуже. Себе – чем хуже. И… В общем, я ему деньги отдала. Все, которые у меня на Францию были. Назло себе. Ну, ты этого все равно не понимаешь.
