— Ты права, — единственное, что отвечаю я. В конце концов, это рационально, это логично, это самый необременительный выход, когда мой новорождённый сын будет находиться строго в одном месте, чувствовать себя там, как дома, даже если это не совсем его дом. Без ощущения внутреннего стресса, когда взрослые решат, что ему снова пора куда-то ехать, а он даже не сможет ничего возразить, и опять начнут собирать вещи, а его самого пристёгивать к автомобильному креслу. Всем будет проще, если это я со своими пожитками перееду в отчий дом ещё до появления ребёнка на свет, чтобы впоследствии не устраивать бешенства и сосредоточиться уже на нём, а не на незавершённых вовремя делах.
— Тогда решено?
— Да, — но это слово мне так же поперёк горла, как и матери всё нынешнее положение, когда она даже не в силах сказать мне прямо, что я могу успокоиться и сбросить с плеч груз неизвестности и неуверенности в самом ближайшем будущем. Будь ситуация иной, такой, какой я хотел бы, чтобы она была, этого разговора вообще бы не было. Мы с Оливией справились бы своими силами. Так, как справляются тысячи пар, чьи родственники живут в других штатах или даже странах, и видятся они друг с другом нечасто, или просто не могут помогать детям в силу возраста, разногласий или болезни. Но Оливии всё равно что нет, и чем раньше я свыкнусь с этой мыслью, тем будет лучше и легче для всех.
— Куда ты идёшь?
— Во двор.
— Только давайте там недолго. Скоро будет чай.
Я выхожу на улицу, и, заслышав то, как полностью стеклянная дверь скользнула на своё место, Тимоти и Лилиан тут же оборачиваются назад. Они оба сидят на третьей из семи ступенек, ведущих к воде, три из которых находятся уже под ней, опустив ноги в прозрачную и чуть колеблющуюся жидкость. Во мне само собой возникает неконтролируемое и необузданное желание немедленно сделать то же самое.
— Раздвиньтесь, сладкая парочка. Хочу сесть между вами, — и, даже не задирая брюки, я смело или безрассудно, смотря, с какой стороны смотреть, погружаю ноги в бассейн и наблюдаю за тем, как стремительно намокает бежевая ткань, что невольно провоцирует меня на короткий, но отчётливый смех.
— Ты чего? — тут же спрашивает Лилиан, оказавшаяся от меня по правую руку, довольно болезненно пихая мой бок левым локтем. — Тебе уже весело что ли?
— Просто интересно, если я сейчас окунусь прямо в одежде, мама, как и прежде, не пустит меня в дом, пока я не сниму с себя всё мокрое и не вытрусь насухо?
— Ты сошёл с ума. Тим, он тронулся головой, ведь так?
— Знаешь, сестрёнка, это ведь худший День благодарения в моей жизни, — откровенно говорю ей я, бултыхая воду, но не слишком, чтобы не забрызгать белое платье и светлые брюки друга, которые он, в отличие от меня, предусмотрительно завернул, — и я помню, что формально он был вчера, а значит, это просто самый ужасный праздничный ужин, какой только может быть. Но тебе в любом случае полагается сказать мне, как ты обычно это делаешь, что однажды мы все вспомним тот момент, когда считали себя наиболее несчастными и подавленными, и ещё посмеёмся над тем, как это было глупо, потому что всё имеет свойство забываться и проходить.
— Она хотела бы просто быть бабушкой. Два часа в день пару-тройку раз в неделю.
— Мне бы тоже этого хотелось. Я был бы плохим полицейским, а она хорошим, и каждый раз это заканчивалось бы неизбежными и неминуемыми ссорами. А Оливия… — а впрочем, я не знаю, чью позицию бы она занимала, если бы не делала выбор просто в пользу нейтральной Швейцарии, потому что невозможно поставить человека на какое-то место, когда ты заочно знаешь, что это совершенно не имеет смысла. — Но не судьба.
— Но ты не один. Мы твоя семья и друзья, и, что бы ни было, ты всегда можешь к нам обратиться. И ещё. Мы тут посидели, поговорили и решили, что подарим тебе кроватку. Можем как-нибудь поехать все вместе, чтобы ты выбрал, какую хочешь, но платить будем мы. Это даже не обсуждается.
— И Лилиан отложит некоторые заказы в сторону и сошьёт балдахин, — добавляет Тимоти, смотря на подсвеченную подводными светильниками воду и на прилегающую территорию, освещённую затерявшимися среди высоченных деревьев фонарями, — такой, какого ни у кого не будет. Единственный в своём роде.
— Это же пылесборник в чистом виде.
— Это красиво, и ты это примешь, — снова пихает меня Лилиан, и если так пойдёт и дальше, то я уйду отсюда как минимум с парой синяков. Но я не говорю ей о том, чтобы она прекратила вести себя, как малое дитя, и что вся эта мишура, наверное, больше подходит для девочек, чем для мальчиков. Я воздерживаюсь от любой формы выражения порицания, потому как заслуживаю его сильнее кого бы то ни было, ведь создаю сложности там, где их не должно было бы быть, — это для моего племянника.
— Ладно, будь по-твоему, — и, встав, я ныряю в бассейн, ощущая, как одежда мгновенно тяжелеет, но у меня нет ни единого намерения делать с собой что-то нехорошее, и моё тело всплывает на поверхность почти автоматически и в обход сознания, — давайте, идите сюда. Здесь просто здорово. Хотя бы ты, Лилиан.
— Ни за что, — но меня не удовлетворяет этот ответ, и я затаскиваю свою сестру в воду, не слушая все её шумные «нет». Впоследствии мама впускает нас в дом не раньше, чем мы переодеваемся в вынесенную ею сухую одежду. Всё прямо как в семнадцатилетнем возрасте. Может быть, мне стоило остаться в нём навсегда. Ну, по крайней мере, в душе.
Глава двадцать первая
— Что-то не так? Ребёнок не в порядке?
На дворе второе декабря, и я подозреваю нечто неладное уже несколько минут прямо с тех пор, как Лив сделали ультразвук и невнятно перенаправили нас к врачу. Едва врач заходит в кабинет, я спрашиваю прямо и не колеблясь. Если она скажет, что необходимы деньги, чтобы что-то исправить, провести лечение или сделать какую-либо операцию, то они совсем не проблема. Хотя всё это несколько некстати ввиду сегодняшней вечерней игры и в особенности скорого завтрашнего отъезда на выездные встречи, важнее ребёнка ничего не может быть. Я просто должен знать, с чем мы имеем дело. Только так удастся сработать на опережение и решить, как действовать дальше.
— Если вы спрашиваете, не появились ли какие отклонения, то нет, он развивается согласно норме, но я вижу несколько повышенный тонус матки.
— Скажите прямо, это может привести к преждевременным родам? — до специалиста мне, конечно, далеко, но при наличии времени и моральных сил некоторое время назад я начал периодически погружаться в нашу тему, много читая в том числе и про риски, а также о характерных внешних признаках той или иной физиологической проблемы. Это может помочь понять хоть что-нибудь даже без жалоб. Поэтому теперь я в некотором роде осведомлён, о чём спрашивать в первую очередь, а что не так уж и значительно.
— Да, может, мистер Картер, — кивает она прежде, чем продолжить, — обычно тонус усиливается за счёт чрезмерной физической активности или из-за поднятия чего-то особенно тяжёлого, и также немаловажное значение имеет стресс. У вас ситуация осложняется не совсем типичным протеканием беременности, — как же замечательно, чёрт побери, оказывается, можно зашифровать понятие аборта, — но я считаю, что, если устранить эти факторы, всё автоматически придёт в норму. Пока ничего критического, что говорило бы о том, что этого не произойдёт, я не наблюдаю. Думаю, постельного режима в течение недели будет вполне достаточно. Организм молодой и справляется отлично, но давайте дадим ему немного отдохнуть. И ещё я пропишу вам успокоительные препараты. И продолжайте принимать витамины. А там посмотрим. Вы только не переживайте, Оливия. Это не значит, что вам нельзя вставать. С остановками, но вы сможете передвигаться на небольшие расстояния, и лестница два-три раза в день тоже не навредит. И не забывайте про свежий воздух, но только из дома одной лучше не выходить, — врач уже полностью сконцентрировалась на Лив и обращается преимущественно к ней, как будто меня здесь и нет, потому что она отвернула голову и спряталась за своими волосами. Со стороны это выглядит как расстройство и осознание вины, ведь состояние матери напрямую отражается на ребёнке, а она совершенно о нём не думает. Данная ситуация лишнее тому доказательство, но я больше не настолько глуп и слеп. Я не собираюсь верить в то, что ей вдруг сделалось искренне плохо из-за обозначенной угрозы его благополучию и появлению на свет точно в назначенный срок. — Миссис Картер? Может быть, вы хотите остаться здесь? Чтобы мы вас госпитализировали? Если так вам будет спокойнее?
