Ольга сняла грязные кроссовки и прошла в комнату. Только сейчас она заметила, что после езды на велосипеде по мокрым дорогам джинсы у нее тоже по колено в грязи. Ей неловко было садиться в чистое кресло, и она остановилась посередине комнаты.
Единственное, что привлекало здесь внимание, были книги – полки занимали всю стену. Ольга подошла к ним, пробежала взглядом по корешкам. По составу библиотеки было понятно, что собиралась она не поколениями предков. Книги были изданы в основном в последние лет десять и, кажется, соответствовали не какому-то определенному направлению мысли, а разномоментно вспыхивающим интересам их владельца. Было немало книг из тех, которые называют серьезными, притом не по расхожей эзотерике. Правда, эти томики стояли вперемежку с детективами, да еще самыми непритязательными, в мягких обложках с орнаментами из пистолетов и кинжалов. Это могло свидетельствовать о незамысловатости интересов, но могло и о привычке к чтению, которая требует постоянной подпитки и поэтому время от времени обращается просто к тому, что под руку попадется.
«Что это я сама как детектив рассуждаю? – подумала Ольга. – Какое мне дело, что он читает и почему?»
– Вы чай будете или кофе? – услышала она.
Ольга обернулась. Хозяин стоял в дверном проеме. В кухне шумел, закипая, электрический чайник.
– Спасибо, – сказала она. – Не беспокойтесь.
– Какое же беспокойство? – Он пожал плечами. – Чай в пакетиках, кофе растворимый. Сахара, к сожалению, нет.
– Тогда чай.
«Не очень-то он озабочен хозяйством!» – подумала Ольга.
– Как здоровье Татьяны Дмитриевны? – спросил он, возвращаясь в комнату с чайником и с металлическим подносом, на котором стояли две чашки и коробка с чайными пакетиками. – Вы ведь ее дочь?
– А как вы догадались? – удивилась Ольга.
– По кошке.
– Ну конечно! – наконец сообразила она. – Мама же к вам Агнессу привозила с хламидиозом. Теперь вот роды какие-то болезненные. В самом деле, не кошка, а мимоза какая-то!
– Мимозы не рожают. – Он усмехнулся.
– Меня Ольгой зовут, – сказала она.
– Герман.
– Я думала, вы местный ветеринар, – сказала Ольга.
– А оказалось, кто я?
– Во всяком случае, на деревенского ветеринара вы не похожи.
– И на кого же я похож?
В его голосе послышалось что-то вроде интереса, впрочем, не чрезмерного.
– Честно говоря, ни на кого. Я подумала было, что у вас здесь дача. Но тоже не похоже.
– Вы прямо детектив.
– Извините, – смутилась Ольга. – Я, собственно, не слишком-то об этом думала… Извините.
– За что же – извините?
– За праздное любопытство. Я сама его не люблю. То есть не люблю, когда оно на меня направлено.
– Странно любить или не любить чужое любопытство. – Он снова коротко усмехнулся. – По-моему, просто не стоит обращать внимания на отношение посторонних людей, вот и все. Неважно, что они к вам испытывают, любопытство или равнодушие.
– Вы, наверное, животных больше любите, чем людей, – догадалась Ольга.
– Почему вы так решили? – удивился он.
– Вы же ветеринар.
– А каких это людей, по-вашему, мне следует любить? Человечество довольно разнообразно. Да и животный мир тоже.
Ольга поняла, что сказала глупость, даже пошлость. В присутствии этого немногословного человека глупость и пошлость каким-то непонятным образом становились очевидны сразу. Его взгляд словно бы высвечивал их, вернее, просвечивал – как рентген.
– Я сказала глупость, – честно призналась она. – Знаете, я, пожалуй, заберу Агнессу прямо сейчас. Ну, родит же она, наверное, и без специалиста. Все-таки она кошка, должна же природа ее беречь.
– Ничего чрезмерно глупого я от вас пока не слышал, – сказал он. – И что это я вас ни с того ни с сего взялся поучать? Я к этому совершенно не склонен, честное слово. Пейте лучше чай. Все равно кошке вашей я уже капельницу поставил. Вы же сказали, что подождете, так что теперь и придется вам ждать, пока капельница закончится. Кстати, природа ничего кошке не должна. Но в общем-то она здорова, не беспокойтесь. Только лучше ее стерилизовать: вряд ли у нее будут в дальнейшем живые котята.
– Вы так говорите, как будто она свинья и я добиваюсь от нее приплода, – пожала плечами Ольга. – Не будет, ну и не надо.
– Просто вы предположили, что кошка якобы переживает из-за рождения мертвого котенка, вот я и подумал, что вам присущ дамский антропоморфизм. И что вы теперь займетесь лечением кошки от бесплодия.
Деревенский ветеринар, вскользь упоминающий об антропоморфизме, выглядел так же экзотически, как деревенский страус. Правда, он ведь ничего о себе и не сказал, кроме имени. Работает ли он в деревне, живет ли здесь на даче – неизвестно.
– Я привезла к вам кошку, потому что ей было плохо и мне было ее жалко, – сердито сказала Ольга. – При чем здесь антропоморфизм, да еще дамский?
И тут этот странный ветеринар улыбнулся уже не коротко и сухо, а совсем по-человечески.
– Не сердитесь, – попросил он. – Я совсем не хочу вас обидеть, но почему-то все время говорю вам гадости. Это из-за отвратительного настроения. У меня было отвратительное настроение, когда я сюда приехал, и тут вы появились… Извините!
– Ничего. – Улыбка у него была такая, что Ольга тоже улыбнулась. – У меня тоже было отвратительное настроение, когда я к вам приехала. Из-за Агнессы и вообще. Хорошо, что я вас застала.
– Вы меня случайно застали. Я здесь бываю в месяц раз, а то и реже.
– Но ведь мама, мне кажется, Агнессу к вам часто привозила, – удивилась Ольга.
– Раза три. Как ни странно, каждый раз я случайно оказывался здесь, и она меня заставала. Вот как вы сегодня.
– А я подумала, что вы здесь живете, – сказала Ольга. – Не потому, что я детектив, а просто по книгам, – поспешно пояснила она. – Здесь у вас много книг.
– Да вот, начал их сюда перевозить, а потом как-то не сложилось. Ну и решил: пусть уж здесь и остаются, не все ли равно?
Уточнять, что означает эта странная фраза, Ольге показалось неудобным. Хотя это было ей почему-то интересно. Он вообще показался ей интересным: за сорок с лишним лет своей жизни она научилась чувствовать в людях содержательность. Насколько этому вообще можно научиться.
– Так как здоровье вашей мамы? – спросил он таким тоном, каким говорят, чтобы переменить тему.
– Спасибо, – кивнула Ольга. – Согласно возрасту. Может, даже получше, чем бывает в ее возрасте. Она сейчас во Франции, у сестры.
– Мне показалось, что ей лет семьдесят. И что для своего возраста она выглядит неплохо.
– Ей восемьдесят два.
