Даня помог Ульяне снять пальто и пожал дяде Назару руку, вежливо-нейтрально ответил на вежливо-нейтральные вопросы и с извинениями отчалил к себе в комнату. Через полтора часа, когда он уже почти дремал над методичкой по аналитической механике, в дверь постучали.
— Привет, вундеркинд, — сказал дядя Назар, даже не представляя, как ранит Даню это непринужденное приветствие. Назар называл его так еще в далекие времена, когда считал себя убежденным холостяком и запросто мог катать Даню на плечах. Вместе с ним в комнату прокрался крепкий аромат мужских духов. Отсутствие чувства меры, когда дело касалось парфюма, было их с мамулей общей чертой.
— Привет.
Даня развернулся на стуле, морально готовясь к неудобным вопросам, на которые он должен будет ответить удобно. Для мамули.
Дядя Назар дернул джинсы над коленями и присел на край дивана. Под пестрой рубашкой виднелись очертания мужского брюшка, которого раньше там не было. Даня почувствовал укол экзистенциальной тоски, но эффект быстро схлынул. Сложно тосковать из-за быстротечности жизни, когда тебе семнадцать.
— Твои родители говорят, что у тебя все хорошо, но я, памятуя об ошибке выжившего, решил уточнить у тебя самого.
— Ошибка выжившего?
Даня попытался вспомнить, что это, но быстро потерялся между множественными именными парадоксами и дилеммами, которые отскакивали от его зубов в детстве.
— Это из статистики.
Дядя Назар работал начальником отдела рисков в банке и раньше постоянно звал Даню к себе на стажировку. В шутку, конечно, Дане было лет одиннадцать.
— Согласно легенде, один древнегреческий поэт не верил в богов. И кто-то попытался убедить его в обратном, сказав, что выжившие в недавнем кораблекрушении люди считают, что обязаны богам своим спасением. Но поэт заметил, что погибших было больше, а узнать их мнение о существовании богов невозможно. Говоря точным языком, когда по одной группе есть много данных, а по другой их нет вообще, некорректно делать выводы лишь по существующим данным. Потому что в них будет ошибка. — Дядя Назар улыбнулся отбеленными почти до керамической синевы зубами. — Ошибка выжившего.
— О, — только и сказал Даня.
— Итак, группа «Родители» утверждает, что у тебя все в порядке, из чего хочется сделать вывод, что лечение пошло тебе на пользу и ты вернулся в дружественную среду, где тебя любят и всегда готовы поддержать. Но по группе «Даниил» никаких данных нет, поэтому я и пришел к тебе. За информацией.
— У меня все в порядке, — отчеканил Даня. Понял, что звучит странно, постарался взять тон поестественнее. — Стараюсь… хорошо учиться в университете. И ни во что не ввязываться.
Сейчас это было правдой. С оговорками и обобщениями, но все же.
— Приятно это слышать, — просиял дядя Назар. — А то по маме твоей никогда ничего не скажешь. Маргаритка всегда умела пускать пыль в глаза. Золотую пыль, в ее случае.
Даня надеялся, что на этом все, но дядя Назар не собирался никуда со своей открытостью и навязчивым дружелюбием.
— Единственный раз, когда я видел ее… несобранной, это когда ты сбежал из дома. Ты не хочешь подробностей. — Дядя усмехнулся. — А вот я хотел спросить. Как она приняла тебя назад? Просто… это, конечно, дурацкая аналогия, но своим игрушкам в детстве она даже царапин не прощала — выбрасывала или «теряла», чтобы родители купили новые.
— Действительно дурацкая, — со смешком согласился Даня, но думал: все так и есть! Она по-прежнему не прощает несовершенства своим игрушкам! Только теперь она выросла, и игрушки ее — живые люди, которых нельзя просто выбросить или «потерять». А вслух все равно сказал: — Да более-менее. Жить можно.
До совершеннолетия. А затем — прощай, прошлое, здравствуйте, общага, дурацкая подработка после пар и все чаще задерживающийся взгляд на рекламке курсов «войти-в-айти» возле расписания. Как-то так.
— Слушай. — Дядя подался вперед, пытаясь заглянуть Дане в глаза. — Я, вообще, что хочу сказать. Даниил, в жизни всякое бывает. Каждый пацан сталкивается с соблазнами, и не каждый понимает, как себя с ними вести. Вляпывается в проблемы, как следствие. Я был таким же. И я понимаю, как тебе может быть тяжело со всем этим на душе. Так что… если захочешь поговорить об этом, можешь звонить дядьке в любое время, хорошо? А еще лучше приезжай к нам с ночевкой, на выходные. Мы недавно «умный дом» себе сделали — пообщаешься с невидимой барышней, она у нас теперь заправляет посудомойкой и пылесосом…
Даня не понимал: что происходит? Дядя Назар проверяет его лояльность по какой-то извращенной мамулиной просьбе — или действительно предлагает помощь?
Хотелось верить во второе. Но за все его детство дядя Назар, влетавший в его жизнь по праздникам, со смехом, катанием на шее и киндерами, ни разу не задал ни одного вопроса. Нормально ли, что день пятилетки расписан по минутам? Что перед ним — раскрытая на статье про «испанский сапог» энциклопедия? Что на запястьях у него — синяки от изящных, мстительных Маргариткиных пальцев, слишком явные даже под слоем пудры. В детстве Даня был уверен, что дядя Назар правда ничего не замечает. Или замечает — но, раз молчит, в этом нет ничего неправильного.
Теперь Даня допускал, что тот предпочитал делать вид, что не замечает. Что все нормально. Как Даня поступал со Стасом.
Написать ему, что ли?
— У меня сейчас все правда нормально, — сказал Даня. — Спасибо за приглашение. Но… если что, вы могли бы взять Юлю?
— Что? Да, но… в смысле?
— Трудности бывают не только у пацанов.
Поймет ли дядя Назар, что Даня имеет в виду? Вспомнит ли маленькие синячки на его маленьких запястьях? Сопоставит ли Юлькину бледность и идеального, до нотки выверенного, до смерти зарепетированного Чайковского, которого она сыграет по непринужденной, будто бы спонтанной мамулиной просьбе после чая?
Дядя Назар озадаченно наморщил лоб. Даня неотрывно смотрел на него в ожидании слов.
— Ну конечно. — Дядя похлопал по карману пиджака, проверяя, на месте ли телефон. — Любой из вас, что бы ни случилось, может чувствовать себя как дома у нас с Ульянкой. Зря, что ли, двухъярусную квартиру брали?..
Кашлянув, он добавил уже серьезнее:
— Никаких проблем, правда, Даниил. А сейчас извини, мне нужно идти. Я ведь даже еще не знаю, простит ли Ульяна, что я так надолго оставил ее один на один с твоей мамой.
Он подмигнул, пожелал Дане успешной учебы, пошутил древнюю шутку про стажировку в отделе рисков и ушел, беззвучно прикрыв дверь. А Даня, развернувшись обратно к методичке, обнаружил, что за последнюю минуту толком и не дышал. Пульс ускорился. Подмышки вспотели.
Не заручился ли он только что, по счастливой случайности, поддержкой союзника?
Имеет ли смысл тогда начинать войну за то, что беспощадная чума под названием Маргаритка еще не успела уничтожить?
