Враг должен быть вышвырнут за пределы крепости.
— Уйди! — закричал он, уже не сдерживая слез. — Уйди!
Она не упала — но отшатнулась назад и сделала спасительный шажок, помогший устоять на ногах. В ее пьяном взгляде обида боролась с назревающей яростью. Матушка зарыдала и бросилась вперед. Стас зарыдал и захлопнул дверь перед ее носом.
Он подпер дверь спиной и держал ее, пока матушка не перестала ломиться, а потом еще немного. И все это время он не прекращал плакать.
Он задыхался. Он тонул.
Он тонул всю свою жизнь.
Она думала, что заботится о нем, но на самом деле топила. В огромном комбинезоне, в своих удушающих объятиях, в своей вездесущности. И все это время он, мамина радость, делал вид, что ему совсем не нужен кислород.
А теперь, осознав, что все-таки нужен, столкнулся с тем, что не умеет дышать.
Что ему делать? Бросить универ, найти работу, снять квартиру? Проситься к отцу, которому он не нужен? Попытаться получить место в университетском общежитии?
Стас решил не обманывать сам себя. Ничего он делать не будет.
Поздно.
Потому что больше нигде, нигде на этой планете он не сможет сосуществовать в подобной гармонии со своим прозрачным куполом, с водой, залившей ему уши. Только здесь, только в этой квартире, только с этой женщиной, которая рано или поздно добьется своего. И утопит его.
Впрочем, таинственный потрошитель игрушечных зайцев был прав. Стас знал, где выход. И мог добраться к нему раньше.
14
Станция «Национальный университет»
Даня любил плавание. Ему нравилось бывать в воде и чувствовать ее мягкое сопротивление, словно подбадривающее его: вперед, плыви! Ему нравилось слушаться и загребать воду руками, подталкивая себя вперед, нравилось отфыркиваться от хлорированной воды и нырять, чувствуя, как тело превращается в сплошное пульсирующее тепло. Вода делала все проще.
Словом, он не думал дважды, какую дисциплину выбрать для физ-ры. Тренер — бывший пловец олимпийской сборной, по слухам, после завершения карьеры проигравший все свои медали в ставках на спорт, — сразу заприметил способного Даню. Он давал непрошеные советы, называл «сынком» и расхваливал его баттерфляй (Даня сам любил этот стиль больше прочих: на каждом гребке вода словно подталкивала его чуть выше — казалось, еще немного, и он взлетит). Наставническое отношение Даню скорее напрягало, но в то же время вызывало ностальгию: тренер чем-то напоминал Кирюху из Малиной компании. Кирюха раньше занимался боксом, метил в профессионалы и даже взял несколько наград в Европе, но однажды переборщил с допингом. Скандал как-то погасили, но дорога в большой спорт для Кирюхи с тех пор была закрыта.
Малю он знал с детства: жили в соседних подъездах, росли друг у друга на виду. Когда она бросила химфак, чтоб зарабатывать на своих знаниях не самым законным путем, ей понадобился напарник повнушительнее — и она обратилась к Кирюхе, тогда потерянному и сидевшему на родительских шеях. Кирюха ухватился за шанс выбраться из ямы, в которой оказался после истории с допингом. Через мутноватых знакомых по ассоциации помог Мале наладить нужные связи и запустить бизнес. Суровый вид Кирюхи и его циничные взгляды на жизнь поначалу пугали Даню, но со временем они как-то подружились. Сошлись на спорте, когда Даня попросил его помочь «подкачаться». Кирюха гнусно поусмехался, легко догадавшись, с чего Даню посетило такое желание, но добросовестно прозанимался с ним целое лето на школьном стадионе недалеко от Птички. А еще Кирюха подарил Дане его первую бритву с неоценимым советом поскорее избавиться от «девственных усиков».
Кирюха исчез за месяц до того, как Даня попал в полицию. Ему самому было дико от того, что он не попытался хотя бы узнать, нашелся старый друг или нет. Упоминая компанию с Птички, папа порой говорил «твои уроды», но догадывался ли он, что самый больший урод — сам Даня?
Завершив дистанцию, Даня вылез из бассейна и сел на краю. Тут же подскочил тренер с секундомером, и его ценные советы Даня слушал вполуха, жалея, что не может просто встать и пойти в раздевалку.
— В следующий раз попробуй то же самое, но выдыхать и ртом, и носом, — сказал тренер, хлопая Даню по спине. — А то не успеваешь нормально закончить выдох в воде, и вдох обрывистый. Ритм — это очень важно, Водолаз.
Даня едва не закатил покрасневшие глаза. Водолазом его тут называли из-за гидрокостюма. Сначала тренер и мажоры-экономисты, ходившие на плавание едва ли не всем потоком, посмеивались над ним. Но после первых заплывов оставили в покое, зауважали, по-видимому, решив, что раз Даня шарит, то ему и виднее, в чем лучше плавать.
Не пришлось даже врать про аллергию на хлорку.
До раздевалки Даня добрался, уже когда все ушли. Пахло потом, сыростью и совсем неспособным перебить эти ароматы средством для мытья пола. Дверца Даниного шкафчика была приоткрыта. Слухи о воровстве в раздевалках спорткомплекса ходили с начала семестра, поэтому Даня уже морально приготовился к тому, что домой придется добираться пешком и без телефона. Но из шкафчика ничего не пропало. Даже наоборот.
Кто-то положил туда небольшую игрушку. Что это был за зверь, распознать было невозможно — его искромсали до неузнаваемости. Из вороха наполнителя и фиолетовых — не розовых — клочьев на Даню смотрел укоризненный пластиковый глаз.
Дане показалось, что раздевалку затопило жидким бетоном. Он словно оказался в застывающей ловушке — и с усилием, как будто весь мир ему сопротивлялся, потянулся к изуродованной игрушке, к записке, торчавшей из ее внутренностей. Он едва не порвал ее, разворачивая.
Там было всего два слова.
«Не вмешивайся».
Возможно, он впервые почувствовал что-то сродни тому, что испытывал Стас, получая своих зловещих зайцев. Беззащитность. Страх. Понимание, что в любой момент может произойти что угодно — а ты даже ничего понять не успеешь. Потому что враг невидимый. Потому что он знает тебя, а ты не знаешь, кто он, и в его руках — все преимущества, чтобы подгадать лучший момент и нанести удар.
Даня вышел из спорткомплекса через пятнадцать минут — пока обыскал раздевалку на предмет улик (безуспешно), пока переоделся, пока смирился с тем, что искромсанного зверька взять с собой не получится — слишком мелко его изрезали… Солнце спряталось, тучи медленно набирались первым дождем этой осени. Записку Даня по-прежнему сжимал в ладони.
Вчерашний человек из библиотеки явно был парнем. По словам Шприца, как минимум одного зайца подбросила женщина. Значит, Капюшонников двое. И они так одержимы своей местью Стасу, что послали предупреждение Дане, когда поняли, что он не останется в стороне. Их маленькое расследование окончательно утратило забавные черты, когда в истории испорченных игрушек появилась связь с убийством Бычка.
Папа говорил Дане не высовываться, и он правда старался, но это не помогло. Теперь же ему советовали «не вмешиваться» явные маньяки и, возможно, убийцы. Даня, понимая весь контекст и перспективы, понимая, что им двигает уязвленная гордость и не выветрившийся максимализм, собирался вмешиваться и дальше. До победного.
