— Что там?
— Веселые конфетки для тусы на День студента. — Шприц усмехнулся. — Не ты, часом, заказывал? Студент же теперь, такой серьезный парень.
— Почему в игрушку?
Шприц редко упускал возможность подколоть его, но, видимо, что-то в голосе Дани подсказало ему на этот раз воздержаться.
— Да лежала тут. Тут часто мамаши с детьми гуляют, потеряли, наверное. Мне показалось, весело будет квест на время для клиентов забацать: написать, типа, иди в лес от главной дороги, и поспеши, пока твои конфетки не забрал ребенок.
Дане стало смешно. Некоторые вещи не менялись никогда.
— Тебе надо было в доме культуры детские утренники ставить.
— Там платят меньше. — Шприц почесал впалую щеку. На запястье у него краснела засалившаяся веревочка от сглаза.
— Заказ не мой, — сказал Даня, посерьезнев. — Но игрушку я заберу.
Он поднял зайца, и Шприц зашипел, выхватывая из желтоватого наполнителя пластиковый пакетик и поспешно пряча в карман.
— Да что ты творишь?
— Ты говоришь, что нашел эту игрушку, так? — Даня повертел зайца в руках, отмечая причину смерти — опять распоротое брюхо, — и то, что на месте глаз остались только два бугристых островка из старого клея. Ослепили и выпотрошили. — Где?
— Да прямо тут лежала… Чего ты так прицепился из-за этой?..
— Видел, кто положил?
— Какая-то баба, — пожал острыми плечами Шприц, немного смирившись с тем, что Даня сейчас только спрашивает, не отвечает.
— Как выглядела? — Осторожно, помня, что внутри может лежать лезвие, Даня разворотил наполнитель и обнаружил маленькую записку. «Ты уверен, что не зря переводишь кислород?» — спрашивалось в ней. Очаровательно.
— Да хрен знает. — Шприц поднял брови, увидев записку. — Видел только сзади, когда уходила. Темная куртка на ней была. С капюшоном. А что баба, я по жопе понял.
Если Шприц не врет, таинственный Капюшонник — женщина. Но Даня не был уверен, что стоит ему доверять: все-таки Шприц был прирожденным актером. Позавчера они одновременно были в центре. Конечно, Шприц вполне мог находиться там и по своим кладменским делишкам. Но второй день подряд оказываться неподалеку от места, где появилась следующая игрушка, — это было подозрительно.
Даня мог назвать столицы всех стран мира и перемножить в уме 2019 и 1234. Но он никогда не был настоящим вундеркиндом и не представлял, как грамотно вести себя в сложившейся детективной загадке.
— Тебе знакомо имя Стас Гордиенко? — спросил он, решив хотя бы посмотреть на реакцию. Если Шприцу есть что скрывать, он, может, и почувствует что-то сквозь безукоризненное лицедейство.
— Я ж не дурак настоящие имена с них трясти, — очень естественно удивился Шприц. — Все строго по никнеймам. Слушай, ты ведешь себя реально странно. Зачем тебе этот кроль, Дэн? Что с ним не так?
— Ничего, — отрезал Даня. — Мне пора.
— Ну, пора так пора. — Голос Шприца звучал рассержено. — Но подожди секунду. Послушай.
— Чего?
— Мы все прекрасно понимаем: тебя почистили, у тебя как бы новая жизнь, че тебе в яму возвращаться? Когда тебя поймали и забрали товар, ты, конечно, никого не сдал, и большой тебе за это респект. Но нам сверху все равно сказали расплатиться, а суммы там сам знаешь какие. Поставили на счетчик. Малька продала своего Роланда, чтобы закрыть вопрос… короче, ты бы зашел к ней как-то, правда. Просто по доброй памяти. Она тебе всегда будет рада, сам знаешь.
Глупо сжимая розового зайца, Даня вдруг ярко вспомнил Малю: она сидела на широком подоконнике со своим неразлучным Роландом — синтезатором — на коленях и играла заглавную тему из «Игры престолов». Ее лицо в такие моменты становилось трогательным и умиротворенным, как лик Мадонны, склонившейся нал своим младенцем с притаившейся в уголках губ тенью улыбки.
Дане не нужны были новые проблемы. Достаточно следователя Самчика и Стаса с его заячьей эпопеей. Он скучал по Птичке и тоже считал, что должен поехать туда и поговорить с Малей. Этого требовала его совесть. Но Даня также понимал, что ни к чему хорошему это не приведет. Однажды он заработает Мале на нового Роланда. Может, со стипендий насобирает — и отправит его курьером, без записки.
Как сказал Шприц: че тебе в яму возвращаться?
Даже если самые лучшие вещи порой оказываются на ее дне.
— Мне пора, — решительно повторил Даня и оставил Шприца одного.
11
Надо было остаться
со мной
Ехать по новому адресу отца было долго — полтора часа на двух маршрутках и троллейбусе. Шагая по незнакомому спальнику, Стас удивлялся: неужели отец так сильно их с матушкой не переносил, что забрался аж сюда, на другой конец города? Может, если бы не денежная работа на серьезном предприятии, он сменил бы не только район, но и город, и, возможно, страну?
А райончик был приятный. Не застроенный пестрыми многоэтажками муравейник — больше девяти этажей Стас за свою прогулку не насчитал, — но и не лабиринт обшарпанных хрущевок. Пастельные фасады домов еще дышали свежей краской, у парадных было чисто и ухоженно — ни тебе окурков с плевками вперемешку, ни сорванных объявлений. Между домами располагались новехонькие, словно недавно прошли выборы, детские площадки с резиновой плиткой, ухоженные клумбы и бюветы, обособленные зоны для собачников и их питомцев.
К одной из таких зон, не без помощи скачанного навигатора, Стас пришел на встречу с отцом. Тот заметил Стаса первым — и поднялся с лавки, как-то неловко махнул рукой. Смешной коричневый мопс, возившийся на другом конце площадки с мячиком, подпрыгнул на месте и побежал к хозяину.
— Отбой, Брауни, — громко сказал отец мопсу. — Мы еще не уходим.
Умный Брауни посеменил обратно к мячику, слегка похрюкивая. Стас как-то по-детски обрадовался мопсу — к собакам он относился равнодушно, но мопсы напоминали ему толстых котов, чуть менее ленивых, гораздо более дружелюбных.
— Классный пес, — сказал он отцу, закрывая за собой калитку с натянутой сеткой-рабицей.
— Ему два года. Долго добирался?
— Полтора часа.
Отец сел, Стас сел на лавку рядом — но не слишком близко, как сел бы, например, с матушкой. Хотел бы, но не решился. Все-таки отца он не видел уже давно. В этом мужчине знакомого — скулы, светлые глаза, линия роста волос над невысоким лбом — было столько же, сколько и незнакомого: аккуратная борода, новые коронки взамен рассыпающихся зубов, не менее двадцати килограммов веса, равномерно распределившихся по рельефам и мускулам, натянувшим футболку с надписью F#CK STRESS BENCH PRESS.
Если матушка всеми силами держалась за прошлое, отец смело двигался в будущее. И ему к лицу был его новый облик, его мопс и этот кукольный райончик. Ему к лицу была жизнь без них. Стас, обычно безразличный к тому, что на нем, вдруг почувствовал себя жалким и смешным в своих классических штанах и запыленных коричневых ботинках.
