– Он был далеко. А стреляли они, просто чтобы страху нагнать. Может, вообще холостыми патронами, – я сказала это погромче. Надеялась, что мои слова станут правдой.
Через границу
Последний отрезок пути я проковыляла довольно резво. Боль в колене немного утихла, потому что я знала: скоро доберемся до Швеции, скоро увижу Отто. Ведь он там? Ждет по ту сторону?
Вверх и снова вверх, осталось совсем немного. Вот, наконец, и сосна. Значит, это Швеция. Мы перешли через границу. Но никакой красной линии, как на карте, я не увидела. С обеих сторон рос один и тот же лес. И внутри у меня тоже ничего не изменилось. Прежде я думала, что ужасно обрадуюсь. Но никакого восторга я не испытывала.
Совсем скоро мы дошли до сосны. Даниэль обнял Сару за плечи.
– Мы в Швеции? – спросила она.
– Да, – серьезно ответил он.
Я огляделась и позвала:
– Отто?
Ответа не было.
– Отто? Ты где?
Я заковыляла дальше. Может, он сидит за деревом? Или прячется вон за той кочкой? Наверное, хочет подкараулить нас и напугать.
– ОТТООООО-ООО!
Лес ответил мне тишиной. Тишина откликнулась во мне болью.
– Выходи!
Кто-то дернул меня за свитер. Сара. Она сунула мне в руку свою маленькую ладошку.
– Герда, наверное, его здесь нет, – мягко проговорила она.
Даниэль сказал, что нам пора идти дальше. Он сверился с картой, и мы направились к проселочной дороге. Той, о которой говорил Кнутсен и где мы могли отыскать шведский патруль.
У меня не было сил смотреть на карту. Даже думать о боли в коленке сил не было. Я думала только про Отто. Про моего брата.
Дюпвик застрелил его. Сейчас я это поняла. Выстрелы, которые мы слышали, попали в цель. Отто бежал, уводя преследователей, а ему выстрелили в спину.
Его застрелили из-за меня. Это я посмотрела на дверь подвала, я потащила нас через границу. Я спрыгнула с обрыва, повредила колено и задержала всех. Это я во всем виновата.
Сейчас война, а во время войны люди теряют тех, кого любят больше всего. Теряют братьев, сестер, мам и пап. Во время войны на людей – совершенно обычных, таких как Сара с Даниэлем – начинают охотиться. Во время войны убивают детей – по-настоящему. Вот и моего брата тоже убили, причем из-за меня. И сейчас он лежит где-то в лесу, перепачканный кровью. Холодный и мертвый.
Рыдания подступали к горлу, хотели вырваться из груди. Я сглатывала слезы, не желая выпускать их наружу. До нас донесся какой-то шум.
Мы вышли на проселочную дорогу – замерзшую колею посреди леса. Я и не заметила, как Даниэль нас вывел сюда.
Шум, который мы слышали, сложился в песню и дружный топот. Пели по-шведски. Песня становилась все громче и громче.
Мы стояли посреди дороги и ждали. Скоро из-за деревьев показались шведские солдаты. Светловолосые и румяные, они распевали марш. А впереди шагал мальчик в очках, высокий и тощий. Он пытался подпевать, но голос у него срывался. Это был Отто, мой брат. И он тоже меня увидел.
Я в жизни не видела, чтобы Отто так быстро бегал, даже когда убегал от немцев.
А теперь он бежал ко мне.
Прямо ко мне.
Добежав, он бросился мне на шею, а я, конечно же, обняла его в ответ.
И наконец разревелась. Выпустила слезы на волю.
Слез оказалось немало. Наверняка хватило бы ванну наполнить.
Я плакала, плакала, плакала, уткнувшись в его свитер, от которого пахло моим братом. Лучше этого запаха в мире не было.
А в руках я сжимала Отто, живого и теплого.
А вот и мы!
Солдаты угостили нас белым хлебом. Настоящим белым батоном, какого мы уже много месяцев не ели. Похоже, в Швеции таких батонов было сколько захочешь.
Эти солдаты были очень добрыми. Перевязали мне ногу – оказалось, что я ее вывихнула. Ночь мы провели у них в лагере.
На следующий день они собирались доставить Даниэля с Сарой к отцу, а нам с Отто оставалось лишь вернуться обратно в Норвегию. С этим Кнутсен обещал нам помочь. Так что надо было просто дойти до его фермы, а уж с этим мы справимся. Главное, что мы с Отто вместе.
Хлеб я ела долго – не хотела, чтобы он закончился. Потому что как только мы доедим, придет пора прощаться с Даниэлем и Сарой. И тогда мы их долго уже не увидим.
Но, как говорится, время вспять не вернешь. Расправившись с хлебом, мы взяли рюкзаки и собрались в путь.
Сара долго меня обнимала, не хотела разжимать свои короткие ручонки.
– Герда, мы еще увидимся? Ты приедешь в гости?
Я кивнула.
– Когда война закончится.
Даниэль и Отто пожали друг другу руки, как взрослые мужчины. Они и правда выглядели как взрослые – стояли выпрямившись, расправив плечи.
– Спасибо за помощь, – сказал Даниэль.
– Не за что, – судя по всему, голос у Отто начал ломаться. – Кстати, – добавил он, – надеюсь, в Швеции ты найдешь хороший стадион, чтобы кроссовки не валялись без дела. Пока ты из них еще не вырос.
Даниэль кивнул и улыбнулся. Он явно тоже на это надеялся.
А потом Даниэль повернулся ко мне. И снова так на меня посмотрел. Мне стало тепло, словно от солнца. И я обрадовалась. Но еще испугалась, потому что мне захотелось сделать кое-что, чего прежде никогда не делала.
Но, несмотря на страх, я набралась храбрости, шагнула вперед и поцеловала Даниэля в щеку.
Щека была мягкая и теплая.
Вернулись мы быстро. Сперва добрались до Кнутсена, а тот посадил нас в машину и довез до дома. Вот так, легко и просто.
По пути я вспоминала все, что пришлось пережить. Поезд, Халден, Вильгельмину, блуждания по лесу и, наконец, Швецию.
Началось все каких-то три дня назад, но прошло как будто три года.
Кнутсен высадил нас неподалеку от дома.
Мне не терпелось со всех ног кинуться к крыльцу, но Отто замялся.
– Как по-вашему, что с нами будет? – спросил он.
Кнутсен потер небритый подбородок.
– Ничего, – подумав, ответил он. – Вы всего лишь дети. К тому же Сары с Даниэлем здесь больше нет и доказательств у нацистов – тоже.
Он пристально посмотрел на нас – таким взглядом, точно мы были взрослыми, причем сделавшими что-нибудь необычное. Например, победившими в войне. А потом будто вспомнил, что перед ним стоят двое перепачканных в грязи детей. Десяти и двенадцати лет.
– Вы умудрились в одиночку добраться до Швеции – просто поразительно, – сказал он.
