Стоявшая на пороге Сара повернулась и улыбнулась нам. Я отпихнула Отто.
– Нет, – возразила я тихо, чтобы Сара не слышала. – Я обещала еще чуть-чуть проводить их.
– Но это опасно!
– Слушай, мы просто сядем в грузовик и немножко прокатимся. Ничего опасного!
– Но…
Не дослушав, я закинула за плечи рюкзак и пошла к машине.
– Мы поедем с тобой к Юхансену, – громко заявила я Перу.
– Ого! – он призадумался. – А впрочем, ладно.
Больше он ничего не сказал, лишь затушил ногой окурок и еще ниже натянул шапочку на глаза. Клара бы сейчас сказала: многое бы я дала, лишь бы узнать, о чем он там думает. Но я решила ему доверять. Как бы то ни было, он все же наш двоюродный брат.
Мы помогли Саре и Даниэлю спрятаться за мешками. Там лежали одеяла, и наши друзья удобно на них улеглись. Я села рядом, а Пер забрался в кабину и завел двигатель.
А вот Отто как вкопанный стоял у ворот и не двигался с места. Он что, вообще передумал ехать?
– Пошли! – позвала я его.
Даже не пошевелился.
Пер вылез из машины, подошел к Отто и, положив руку ему на плечо, что-то сказал. Я навострила уши, но двигатель так шумел, что ни слова не было слышно. Впрочем, наверняка Пер хотел поговорить с Отто наедине.
Когда Пер договорил, они немного постояли молча, и Отто будто бы о чем-то раздумывал.
Потом он медленно кивнул, они уселись в машину, грузовик тронулся. Несмотря ни на что, я обрадовалась: хорошо, что с нами Отто. Он ведь отлично разбирается в картах.
Сидя в кузове, я готова была прыгать от радости. Тяжесть, давившая ночью, улетучилась, на сердце было так легко, что я запела:
Идем бесстрашно мы вперед,
Шагая по дорожке…
Нет.
Бесстрашно едет грузовик,
Петляет по дорожке.
В мешках везем мы урожай —
И репу, и картошку.
А за мешками пыльными
Припрятали кого-то.
Никто не сможет отыскать —
И катим без заботы.
Куда б дорога ни вела,
Нас вывезет кривая.
Через границу едем мы
И песню распеваем.
Сара с Даниэлем засмеялись, и мы хором пропели:
Грузовик подскакивал на ухабах, полз по лесным дорожкам мимо полей и озер. Пер сказал, что добираться нам около часа, а проехали мы уже немало. Значит, осталось всего ничего.
Все вокруг было серым, но казалось не слишком унылым, даже красивым. Ведь серый смешивался с коричневым, а сверху раскинулось ярко-голубое небо. В животе у меня разливалось тепло, хоть и была почти зима.
Мы свернули с дороги, и тепло в животе вдруг сменилось ледяным холодом. Перед нами стоял немецкий патруль.
Приказ
Я посмотрела на мешки с картошкой. С виду ни за что не догадаешься, что за ними кто-то есть.
– Сидите тихо, – шепнула я Саре и Даниэлю.
Чего этим солдатам тут надо? Неужели Дюпвик догадался, что мы добудем машину? Вдруг он сейчас прячется где-нибудь рядом, на обочине, готовый вот-вот выпрыгнуть и схватить нас? Или это Пер на нас донес и специально заманил в ловушку?
Пер подъехал поближе к солдатам, один из них подошел к грузовику и махнул рукой, приказывая остановиться.
– Разрешение на проезд? – говорил солдат как-то странно. Наверное, потому что был немцем.
Пер вышел из машины и протянул ему какие-то документы. Ну разумеется! Они просто проверяют документы! Это совершенно обычная проверка. Дюпвик тут ни при чем, и Пер нас тоже не обманывал.
Солдат изучил бумаги, поднял взгляд и спросил:
– Куда вы направляетесь?
– К озеру Эршёэн.
– С какой целью?
– Отвезти кое-что, – Пер показал на кузов, где виднелись мешки с картошкой.
Солдат посмотрел на Отто, а потом на меня. В таких случаях вести себя надо как ни в чем не бывало, поэтому я растянула губы в улыбке. И он тоже слегка улыбнулся мне. Глаза у него были карие, выглядел он довольно добрым. Вот только вряд ли он по-настоящему добрый, раз он немецкий солдат.
– Почему дети не в школе? – спросил он Пера.
– Школу временно закрыли. Ваши здание реквизировали, – ответил Пер.
Что такое «реквизировали», я не знала, но ответил Пер правильно, потому что солдат вернул документы и, еще раз пристально посмотрев ему в лицо, кивнул и махнул рукой. Мы можем ехать!
У нас получилось! Ура!
Пер собирался уже сесть в кабину, когда дверца немецкой машины вдруг распахнулась и оттуда вылез еще один военный. Нашивок на форме у него было больше, я догадалась, что это начальник.
– Стоп! – крикнул он, после чего сказал что-то по-немецки первому солдату. Что-то вроде «Das ist der Befehl»
[5].
Мне вдруг показалось, что солдат недолюбливает своего командира. Ничего удивительного – мне он тоже не понравился.
Солдат что-то ответил, я разобрала слово «Kinder», что по-немецки значит «дети». Может, он сказал, что в машине только дети, которые вряд ли что-то скрывают? Я очень надеялась, что так оно и есть.
Но командиру до «Kinder» дела не было. Он сердито замахал руками и прокричал еще что-то.
Солдат вернулся к нам.
– Я должен обыскать машину. Нам велели обыскивать все автомобили. Это приказ, – сказал он.
Вся радость вмиг куда-то подевалась.
Пер встал рядом с грузовиком. Лицо у него побледнело. Через окошко я посмотрела на Отто – тот тоже сидел весь белый. Себя я не видела, но чувствовала, как холодеют щеки. Остается лишь одно: вести себя как обычно. Словно ничего особенного не происходит. Нельзя реветь и запинаться – тогда они поймут, что мы что-то скрываем. Надо просто притвориться, будто все в порядке, даже больше чем в порядке.
Солдат заглянул за бортик кузова.
– Что в мешках? – спросил он.
– Картошка.
Я сунула руку в ближайший мешок и вытащила картофелину.
Солдат кивнул. Ему этого явно было достаточно. А вот его командиру – нет.
– Наверх! – крикнул он.
Солдат едва слышно вздохнул, ухватился за бортик и запрыгнул в кузов.
