Волнение, которое так изменило Аленину внешность, сказалось, наверное, и на ее темпераменте. Не похоже, чтобы она всегда была такой пылкой, как сейчас. Не показалась же она ему пылкой при первом знакомстве. Впрочем, сейчас Павлу некогда было об этом рассуждать, да и не хотелось. Алена торопливо прильнула к нему, с торопливой же готовностью ответила на его поцелуй. На вялость он не жаловался – наоборот, к тридцати годам как раз набрал ту силу, которая является свидетельством зрелого мужского расцвета.
И всю эту силу, не приберегая, отдал сейчас Алене.
Кажется, ей это понравилось. Во всяком случае, она вскрикивала, и ахала, и оплетала его ногами и руками, как повилика, и покусывала, целуя… То есть ничего особенного, необыкновенного она не делала и, наверное, немного преувеличивала свои восторги, чтобы ему было приятно. Но ему ничего особенного от нее и не требовалось – много ли нужно от случайной женщины?
Когда все это незамысловатое удовольствие закончилось, они сели пить чай.
– Быстро мы с тобой, – заметил Павел. – Даже чай не остыл.
– А у меня чайник такой, – с готовностью объяснила Алена. – Из специальной глины. Я вообще чайной церемонией увлекаюсь и все для нее покупаю. Это мое хобби. Хочешь, покажу, как правильно чай разливать?
– Не надо, – отказался Павел. – Я и так выпью.
Ему было скучно и хотелось поскорее уйти. Он порадовался, что Алена так непритязательна: хочешь чаю – на тебе чаю, хочешь уйти – уходи. Все, что этому предшествовало, он ведь тоже получил от нее без сопротивления.
Она вышла в прихожую его проводить. Одеваться не стала – набросила какой-то выцветший халат в цветочках. Уже открыв дверь, Павел быстро чмокнул ее в щеку.
– Я думала, таких мужчин не бывает, – сказала она дрогнувшим голосом.
Оказавшись на улице, Павел почувствовал одно только облегчение. Слава богу, что обошлось без горючих слез и жарких просьб остаться.
«Странно как, – вдруг подумал он. – Кажется, все должно быть как-то… по-другому».
Он даже приостановился от этой мысли. Обыденность собственного состояния поразила его. Все-таки этим вечером случилось так много необычного: он дрался со шпаной, объяснялся с милицией, лез на балкон второго этажа, ложился в постель с молодой привлекательной женщиной… А чувствовал себя после всего этого так, словно ничего и не произошло. Причем если бы он чувствовал опустошенность, усталость, это было бы понятно. Но вот эта обыкновенность, эта беспросветная обыденность… Очень не по себе ему стало!
«Ладно! – Павел тряхнул головой, прогоняя это неприятное в своей неясности ощущение. – Кончилось, и ладно».
И пошел к обочине, чтобы поймать машину: метро давно было закрыто.
Глава 5
Назавтра Павел ожидал встречи с Аленой с некоторой опаской. Он давно уже понял: женщины воспринимают секс совсем не так, как мужчины, – возводят его в какой-то слишком высокий ранг, считая знаком серьезных отношений в настоящем и авансом на будущее. И теперь он опасался, что Алена станет этого будущего от него требовать.
Но она проявила мудрость, даже удивительную для ее возраста: поздоровалась, когда случайно встретила Павла все в той же служебной столовой, мило улыбнулась, по обыкновению похлопав ресницами, спросила, как он добрался вчера домой, – и все. Вид у нее при этом был такой, словно ничего между ними вчера и не было. Облегчение смешалось у него в душе с досадой. Но облегчение все же преобладало: он был рад, что можно выбросить Алену из головы, и поскорее это сделал.
Только через три месяца выяснилось, как он ошибся.
Алена подошла к нему на улице – судя по всему, караулила, когда он выйдет вечером после работы. В этот день они не виделись. Она поздоровалась.
– Привет, – ответил Павел и посмотрел на нее вопросительно: что ей от него надо?
И сразу понял, что у нее что-то случилось. Вид у нее был испуганный и взволнованный.
– Паша… – проговорила она. Его неприятно задела такая интимность обращения. С чего бы вдруг? – Паша, у меня тут такое… Залетела я.
Павел почувствовал, как его с ног до головы окатывает холодной волной. Мурашки побежали у него по коже.
– К-как?.. – пробормотал он. – Когда?!
– Как – когда? – удивилась она. – Тогда. Мы же с тобой один раз только.
«А не со мной?» – чуть не спросил он.
Но сдержался. Все-таки она была совсем молодая.
– Вот именно, что один раз, – сказал он. – Как же сразу… Ты уверена?
– Я сначала тест на беременность сделала. А вчера и врач уже подтвердил. – Вдруг лицо ее скривилось, носик сморщился. Ясно было, что она собирается заплакать. – Я боюсь, Паш…
– Чего боишься?
Он сам расслышал, что голос его звучит грубо и резко. Но он был так зол на себя, что вообще с трудом говорил.
«Идиот! – сжав от ярости зубы, подумал он. – Ты на что тогда рассчитывал?»
Рассчитывал он тогда на то, что все как-нибудь обойдется. Точнее, ни на что он не рассчитывал, а просто у него не было с собой презервативов.
– Аборт делать бою-усь!.. – то ли всхлипнула, то ли провыла Алена. – А вдруг потом бесплодная останусь? Кому тогда буду нужна? И мама говорит: рожай, рожай, мало ли что…
Павел остолбенел. Уже и мама, оказывается, знает! Он смотрел на плачущую Алену, не зная, что делать. Спросить, чего она от него хочет? Предложить ей руку и сердце?
При этой последней мысли ему стало так тошно, что впору было самому завыть. Он повернулся и пошел прочь. Алена не сказала ни слова.
С этого дня жизнь его превратилась в ад. Никогда с ним такого не случалось! Он бывал осторожен даже с теми женщинами, которые вызывали у него длительный интерес. И надо же было, чтобы именно эта девица, находившаяся в слепом пятне его сознания, вдруг заняла в его жизни такое место! Да просто всю его жизнь она заполнила.
Павел как мальчишка караулил, появится она сегодня на работе или нет, и если с утра ему казалось, что она не появилась, он замирал в ожидании: вдруг взяла больничный, вдруг все-таки решила сделать аборт? Каждый раз он убеждался в своей ошибке – Алена выходила на работу исправно.
Он приглядывался к ней в столовой: не тошнит ли ее от еды, не берет ли она какую-нибудь квашеную капусту, ведь беременных, кажется, тянет на соленое?
Через месяц такой жизни он почувствовал, что вот-вот сойдет с ума. В нем не осталось ничего человеческого – весь он превратился в какую-то физиологическую функцию гнетущего ожидания.
И когда однажды он увидел в окно лаборатории, что у крыльца стоит «Скорая» и врачи усаживают в нее Алену, то понял, что больше в таком состоянии жить не может и не будет. Он был себе физически противен в эту минуту, потому что сознавал, чего хочет: чтобы у Алены случился выкидыш и все это можно было бы забыть как кошмарный сон.
