– Так сильно испугалась? – удивился Матвей. – Ты что, за пятнадцать лет бизнеса бандитов никогда не видела?
– Ну, положим, таких, как сегодня, в самом деле никогда. Где я могла таких видеть? Я же не с киоска на рынке начинала, все с самого начала было сравнительно цивильно. Но дело даже не в них. То есть сразу-то я, конечно, просто испугалась. Как животное, нутром. Чуть матка в трусы не упала! – Она засмеялась своим прекрасным хриплым смехом. – А потом, когда интеллект включился... Умом-то всегда понимаешь, в каком дерьме мы все живем. Бедные, богатые, неважно – на всех хватает. Но когда персонально тебя в это дерьмо мордой ткнут... Работай, расти ребенка, домик строй – и что? Придет вор, прокурор, еще какой-нибудь урод завистливый и все у тебя отнимет. В лучшем случае отнимет, – уточнила она. – А в худшем заодно и тебя самого пригробит, чтоб не раздражал своим существованием.
– Против лома есть прием, – пожал плечами Матвей. – Еще больший лом. Это на крайний случай. А лучше заранее другие приемы поискать.
– Молодой ты еще, – усмехнулась Рита. – Хотя братец мой постарше тебя, а тоже приемы выискивал. Облагораживал одну шестую – или какую там теперь? – часть суши. Думал, бабло побеждает зло. И где он сейчас со своим благородством? Получил десятку, как карманник-рецидивист какой-нибудь, и ни великие планы не помогли, ни великие капиталы.
– За что получил? – с интересом спросил Матвей.
– Какая разница, что в приговоре написали? – хмыкнула Рита. – У нас любого на улице останови, через полчаса найдется, за что сажать. Ну, ему оптимизацию налогов впаяли, незаконную приватизацию. Да ты и сам слышал, наверное. Процесс Лесновского.
– Это твой брат? – удивился Матвей. – Ничего себе!
Следствие по делу алюминиевого магната Лесновского длилось так долго и привлекло такое внимание всего мира, что не знали о нем, наверное, только грудные младенцы. Вернувшись из Таджикистана, Матвей неделю никуда не ходил, лежал на диване и тупо щелкал пультом от телевизора. В ту неделю он без труда разобрался в сути этого шумного процесса. Конечно, Лесновского судили не за недоплаченные налоги и не за огрехи приватизации алюминиевых заводов, а за то, что он вошел в клинч с властью.
Депутат Корочкин когда-то не уставал повторять:
– С нашим государством, Матюха, лучше за деньги дружить, чем бесплатно воевать. Все равно его не перевоюешь. Зря оно, что ли, восемьдесят лет особо борзых к ногтю прижимало? Набралось опыта. А мне жизнь один раз дана, и прожить ее желаю не на нарах, а чтоб сыто, пьяно и нос в табаке.
Корочкин без стеснения называл партию, в которой был не на последних ролях, партией быдла, в Думе выполнял любые указания высокого начальства и при этом ухитрялся числиться в оппозиции, то есть время от времени затевал драки на заседаниях. Если нужна была иллюстрация к тезису о том, что политика – это грязь, то можно было просто написать портрет Корочкина. Впрочем, все остальные политики, которых Матвей узнал за два года, когда краем глаза заглянул в коридоры власти, показались ему точно такими же иллюстрациями, только менее яркими.
– Непутевый у меня братец, – сказала Рита. – И вот ты скажи, откуда что взялось? Вроде нормальный мужик, с прививкой здорового цинизма. В комсомоле начинал, деньги сделал не в белых перчатках, как ты понимаешь. И здрасьте вам – то партия новой России, то какой-то еще фонд поддержки поэзии... Да зачем ее поддерживать! Чтоб людям жизни ломать?!
Она откинула упавшую на глаза темную, с мелированными дорожками, прядь; глаза сверкнули сердитыми сердоликовыми огоньками.
– За Никитку беспокоишься? – догадался Матвей.
– А кто бы не беспокоился? Был бы он хотя бы девчонкой – ладно, пусть стишками балуется. И то проблемы с замужеством возникли бы. А тут парень! Родила его, не подумав... Конечно, не подумав, – повторила она, видимо, заметив недоверие в глазах Матвея. – Думаешь, только школьницы дурами бывают? В сорок лет тоже идиотизм в наличии. Считала, при моих-то деньгах проблем не будет, не студентка же я одиночка, которой на полчаса ребенка оставить не с кем, фрукты купить не на что. А тут других проблем вагон... Что с ним делать, как воспитывать, понятия не имею. Надо было девчонку рожать, – усмехнулась она. – Жаль, денег не хватило.
– Как денег не хватило? – удивился Матвей. – Извини. – Он перехватил у Риты из руки бутылку и налил ей вина.
– Официант небось извиняться не прибежал, – зло сказала Рита. – Вот тоже – кабак весь на понтах, дизайнеру немерено отвалили за эти финтифлюшки. – Она кивнула на витрину с дендистскими моноклями. – Шеф-повар из Лондона. А обслуга лясы точит, как в советской столовке. Денег на девчонку не хватило очень просто, – объяснила она. – Никитка у меня пробирочный, от анонимного донора. Можно было любой пол сделать, только стоило слишком дорого. У нас десять лет назад ни специалистов таких не было, ни оборудования, надо было в Америку лететь. Лешка мне и сказал, нечего, мол, дурью маяться, кто зачнется, тот и хорош. Лешка – это братец мой, которого посадили. И вот что мне, скажи пожалуйста, с этим мальчиком теперь делать? Слабый, впечатлительный, перспективных интересов ноль. Только книжки читает, как будто на дворе совок и можно мужику в облаках витать! И ведь, главное, – улыбнулась Рита, – отца ему подбирала – сперму, в смысле, – чтоб никакой этой слюнявой гуманитарщины близко не было. Нормальный рабочий парень, тридцать лет, здоров как бык. Волосы, между прочим, в досье были указаны темные, как у меня. А Никитка белокурый, голубоглазый, еще вдобавок близорукий. Природа есть природа, – вздохнула она. – Черт знает что вытворяет, даже в пробирке. Уж что только ни делаю... Карате отдала заниматься, так он перед второй же тренировкой на пол лег и говорит: можешь меня отравить, я туда больше не пойду, они там все матом ругаются. Чтобы у меня – у меня! – такое чмо получилось! Лешка его хотел в свою школу забрать, но тут уж я категорически – нет. Пусть в нормальную ходит, нечего в теплице воспитываться.
– А какая у твоего брата школа? – спросил Матвей. – По бизнесу?
– Если бы! Просто для одаренных детей. С пансионом для аналогичных сирот. Математический класс, литературный, музыке учатся, картинки рисуют... Глупости, в общем, миллиардерская блажь. Еще, паршивец, с меня честное слово взял, что я ее буду патронировать, чтоб, не дай бог, не захирела, пока он срок мотает. Оно мне надо, это светлое будущее всей страны? Мне своих золотых приисков в ЮАР более чем достаточно. Надежно, денежно, проверено. Но родственный долг не хрен собачий. Тем более Лешка мне подняться-то по бизнесу и помог, не скотина же я неблагодарная. Ладно, хватит про эти глупости! Ты хоть отдохнул сегодня или Никитка тебе все это время на мозги капал?
– Отдохнул, отдохнул, – сказал Матвей. – Дом у тебя в хорошем месте, располагает к отдыху.
Ритин дом правильнее было бы назвать поместьем: он занимал несколько гектаров лесной и луговой земли, примыкающей к театральным дачам поселка Зяблики. Правда, отдохнуть Матвею все-таки не удалось: Никитка в самом деле не отходил от него ни на шаг и замучил вопросами о рукопашном бое, стихах, таджикско-афганской границе, возможности дружбы между мальчиком и девочкой и прочих подобных вещах.
