– Господь с тобой, детка, и чего ты ревешь? Эта мелюзга тебя доконает. А ну, хватит нюни распускать! С цыплячьим сердечком-то в этом мире не выживешь.
Добрая душа! Она прошла свой земной путь бездетной. Никогда малютки не обвивали ручонками ее шею, никогда их нежные глазки не заглядывали в ее глаза, никогда милые голосочки не называли ее матерью; она никогда не прижимала к сердцу собственных младенцев с чувством, что даже в оковах есть ради чего жить. Как могла она понять мои чувства? Муж Бетти нежно любил детей и не мог взять в толк, почему Бог отказал ему в этой милости. Он был опечален, когда пришел к Бетти с новостью, что Эллен забрали из тюрьмы и отвезли в дом доктора Флинта. Незадолго до того, как дочь забрали в тюрьму, она переболела корью, и эта болезнь тяжело сказалась на ее глазах. Доктор забрал ее домой, чтобы полечить. Они всегда боялись доктора и его жены и никогда не бывали внутри их дома. Бедная малютка Эллен весь день проплакала, просясь обратно в тюрьму. Детская интуиция не ошибается! Она знала: в тюрьме ее любят. Крики и рыдания раздражали миссис Флинт. Еще до наступления вечера она позвала одного из рабов и сказала:
– Билл, унеси это отродье обратно в тюрьму. Я не могу слышать ее вопли. Будь она поспокойней, я бы оставила шалунью себе. Со временем из нее вышла бы удобная личная горничная для дочери. Но если она останется здесь, с ее-то белым личиком, я ее либо прибью, либо избалую. Надеюсь, доктор образумится и продаст их за тридевять земель. Что до их матери, ее милости еще предстоит узнать, чего она добилась своим побегом. Кажется, к детям у нее меньше чувств, чем у коровы к теленку. Будь это не так, она бы уже давным-давно вернулась, чтобы вызволить их из тюрьмы и избавить нас от всех расходов и хлопот. Никчемная девка! Когда ее поймают, она будет сидеть в тюрьме в кандалах год и шесть месяцев, а потом ее продадут на сахарную плантацию. Я еще увижу ее укрощенной! Ну, что стоишь, Билл? Почему ты до сих пор не унес это отродье? Только помни – не позволяй никаким черномазым заговаривать с ней на улице!
Когда эти слова пересказали мне, я улыбнулась на замечание миссис Флинт о том, что она либо прибьет, либо избалует мою дочь. И подумала про себя, что последнее маловероятно. Я всегда считала одним из особых произволений Божьих то, что Эллен плакала навзрыд, пока ее не вернули в тюрьму.
Тем же вечером доктора Флинта вызвали к пациентке, от которой он вернулся только следующим утром. Проходя мимо дома бабушки, он увидел в окне свет и подумал про себя: «Наверняка это как-то связано с Линдой». Он постучался, и бабушка отворила.
– Что это вы уже на ногах в такую рань? – спросил доктор. – Я увидел у вас свет и подумал зайти и сказать вот что: мне удалось узнать, где сейчас Линда. Я знаю, как ее заполучить, и еще до полудня она будет у меня в руках.
Когда доктор отвернулся, бабушка и дядя встревоженно переглянулись. Они не знали, правда это или всего лишь одна из уловок, рассчитанная на то, чтобы их переполошить. Не понимая, что делать, родные решили передать весточку Бетти. Не желая напугать хозяйку, она решилась перепрятать меня самостоятельно. Подруга пришла ко мне и велела поскорее вставать и одеваться. Мы поспешили вниз по лестнице, далее через двор и в кухню. Бетти заперла дверь и подняла одну половицу. В подпол мы положили буйволиную шкуру и кусок ковра, чтобы можно было лечь, а сверху я набросила одеяло.
– Тут и лежи, – сказала Бетти, – пока я не проведаю, вправду про тебя пронюхали али нет. Они похвалялись, что ты попадешься к ним в лапы еще до полудня. Да только птичка-то в клетке была, а теперича нету! Остаться им на сей раз с носом, помяни мое слово. А когда в моих вещах примутся рыться, ужо эта черномазая им взбучку-то задаст!
В моем неглубоком укрытии хватало места лишь для того, чтобы поднести руки к лицу и смахнуть пыль с глаз, ибо Бетти проходила надо мною раз по двадцать в час, снуя между очагом и шкафом. Когда в кухне не было никого, кроме нее, я слышала, как она осыпает проклятиями доктора Флинта и все его племя, время от времени приговаривая со смешком: «Накося-выкуси, а черномазая-то поумнее вашего!» Когда забегали горничные, она умела хитростью разговорить их, чтобы я послушала их разговоры. Она повторяла им якобы услышанные сплетни о том, что меня видели там-то, и сям-то, и еще в таком-то месте. На что те отвечали, что я не такая глупышка, чтобы оставаться в этих краях; мол, я уже в Филадельфии, а то и в самом Нью-Йорке.
Когда все улеглись по постелям и уснули, Бетти подняла половицу и сказала:
– Вылазь, детка, вылазь. Ничегошеньки они не знают. Это все враки белых, чтоб негров застращать.
Я думала, что доктор Флинт вскоре падет духом и, потеряв надежду сделать из моих детей наживку для беглянки, захочет их продать.
Через несколько дней после приключения мне пришлось пережить куда больший испуг. Когда сидела, затаившись в убежище над лестницей, и радостные видения проплывали в сознании. Я думала, что доктор Флинт вскоре падет духом и, потеряв надежду сделать из моих детей наживку для беглянки, захочет их продать. Я знала, кто готов их купить. И вдруг до меня донесся голос, при звуке которого кровь застыла в жилах. Слишком хорошо знала я его и слишком боялась, чтобы не узнать в первый же миг старого хозяина. Он был в этом доме, и первой мыслью было, что он пришел схватить меня. Я в ужасе оглянулась по сторонам. Пути к спасению не было. Голос стал затихать. Я предположила, что с доктором вместе явился констебль и они сейчас обыскивают дом. Несмотря на тревогу, я не забыла, какую беду могу навлечь на великодушную благодетельницу. Казалось, я рождена приносить одни печали всем, кто водил со мною дружбу, и это донельзя отравляло и без того горькую чашу моей жизни. Через некоторое время я услышала приближавшиеся шаги; в замке двери повернулся ключ. Я прижалась к стене, чтобы удержаться на неверных ногах. Потом отважилась поднять взгляд… В дверях стояла благодетельница – одна. Буря чувств лишила меня дара речи, и я безмолвно осела на пол.
– Я так и думала, что ты услышишь голос хозяина и перепугаешься, – сказала она, – и, зная это, пришла сказать, что бояться нечего. Можешь даже вволю посмеяться над стариком. Он так уверен, что ты в Нью-Йорке, что пришел просить взаймы пятьсот долларов, чтобы отправиться туда за тобой. Моя сестра дает деньги в долг под проценты. Он взял их и нынче вечером рассчитывает отправиться туда. Так что ты на время в безопасности. Доктор лишь облегчит свой карман, охотясь за птичкой, что осталась за спиной.
XIX
Дети проданы
Доктор вернулся из Нью-Йорка, разумеется, не достигнув цели. Он потратил значительную сумму денег и был весьма не в духе. Мой брат и дети сидели в тюрьме уже два месяца, а это тоже влекло за собою некоторые расходы. Друзья решили, что настал благоприятный момент сыграть на его расстроенных чувствах. Мистер Сэндс послал перекупщика, чтобы предложить доктору девятьсот долларов за брата Уильяма и еще восемьсот за обоих детей. Это была высокая цена по тогдашним меркам; но предложение было отвергнуто. Будь вопрос лишь в деньгах, доктор легко продал бы любого мальчика одного с Бенни возраста за две сотни долларов; но тогда пришлось бы отказаться от мечты о мести. С другой стороны, он нуждался в деньгах и стал обдумывать сделку. Он знал, если сможет оставить у себя Эллен до пятнадцати лет, то сумеет продать ее за высокую цену; но, полагаю, он здраво рассудил, что за это время она может умереть или ее могут украсть. В общем, тем или иным путем он пришел к выводу, что лучше принять предложение работорговца. Встретив его на улице, доктор спросил, когда тот собирается покинуть город.
