Когда я возвращалась домой с работы, Дашка, как правило, сидела на лестнице в подъезде около входа в общий коридор наших квартир, одной рукой держа трубку телефона, который уже тогда был у нее мобильным благодаря длинному проводу, а второй – стряхивала пепел в железную консервную банку, наполненную водой и окурками. Я не курила, но всегда присаживалась рядом на ступеньку и ждала, когда Дашка скажет в трубку: ‘всё, пока-пока’. После этого она поворачивалась ко мне всем корпусом, затягивалась дымом от сигареты с ментолом и произносила: ‘у нас тут такой трындец, слушай!’ Сегодняшний трындец заключался в том, что Дашка узнала невероятную новость о самом одиозном однокласснике. «Представляешь, Фэлкон в Москве!» Новость, действительно, была громоподобной, поскольку Фэлкон (‘сокол’ по-русски, а точнее, Алексей Соколов) смылся в США сразу по окончании Бауманки и пропал там без вести. Ну, во всяком случае, обрезал все контакты с одноклассниками. Общался только со своим близким другом Муссолини (в миру Игорь Муссоэлян), который страдал еще с детства тяжёлой формой логоневроза (по-простому ‘заиканием’) и потому не мог, не хотел или не имел разрешения говорить, а, может, просто не знал, что происходит с его закадычным дружком. А дружок (Фэлкон) был не только невероятно хорош собой (высок, белокур, кареглаз, ладно сложен), но и умён, хорошо начитан, а также дерзок, смешлив и циничен. К тому же, он был членом семьи известного академика с мировым именем, что открывало перед ним многие двери. Все вышеперечисленное вызывало всегда повышенный интерес к его персоне у представителей обоих полов. А узнала Дашка о том, что Фэлкон инкогнито прибыл в столицу совершенно случайно. И помогла этому моя БабАня. Подробнее об этом я расскажу завтра.
Спокойной ночи!
День 2
ЗВОНОК: дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь
– Circumstances. Обстоятельства. Повторяем за мной хором: Circumstances, Circumstances, Circumstances, первый слог ударный, еще! Circumstances, Circumstances, Circumstances, Circumstances, не ленитесь шевелить губами! Circumstances все звуки чётко проговариваем, еще раз все вместе: Circumstances да! Сложное слово! в нём все всегда хотят сделать ошибку! Еще раз: Circumstances. А теперь играем в старушку! Кто хочет сегодня? Выходи Андрей! Готов? Итак, все вместе!
– Circumstances!
– Что-что? Ничего не слышу!
– Circumstances!
– Что вы там мямлите! Вы язык проглотили?
– Circumstances!
– Вы что не можете сказать по-человечески: громко и отчётливо?
– Circumstances!
– Не, вы точно дебилы!
– Андрей, держи себя в руках!
– Лилия Львовна! А чё они придуриваются? Я же сказала: громко и чётко!
– Circumstances!
– У меня такое чувство, что они произносят русское слово ‘засранцы’ не так ли?
– Андрей! Садись на место! Спасибо!
– Circumstances!
– Нет, они точно говорят ‘засранцы’!
– Circumstances!
– Circumstances!
– Довольно уже! Стоп! Андрей, выйди из роли, наконец, и садись на место..
– Нет, я должна докопаться до правды. Какое слово они там шепчут?
– Circumstances!
– У вас что каша во рту?
– Circumstances!
– Да у вас каша не толко во рту, но и в голове! Чётче!
– Circumstances!
– Ничего не понимаю!
– Circumstances!
В дверь робко постучали, и я пошла открывать. За дверью стояла Алсанна, которая сквозь полный рот кровавой ваты пыталась выяснить, почему мы орём на всю школу одно единственное слово Circumstances! Я попыталась объяснить преимущества чудотворной методики, регулярно прерываемая монотонными скандированиями. Уж не знаю, как долго это продолжалось, если бы Алсанна не заглянула всем своим корпусом в кабинет с тем же немым вопросом в глазах: что вы так орёте? Этого было достаточно, чтобы Андрей, наконец, превратился обратно из злобной глухой старушки в самого себя и сел на место, а группа перестала исступленно выкрикивать Circumstances..... Вернувшись в класс, я сказала: «Если кто-нибудь из вашей группы когда-нибудь сделает ошибку в слове Circumstances, тому я сразу поставлю в четверти ‘кол’…» На перемене ко мне подошла Светлана Степановна (учительница русского языка и литературы моего возраста) и поинтересовались, не в Гитлера ли случайно мы играли на уроке. Ее кабинет находился прямо над моим, и он (кабинет) регулярно сегодня сотрясался, когда мои дети в остервенении выкрикивали какие-то короткие жёсткие приветствия, как на параде, даже легко было представить, что они выбрасывали при этом руку вверх.... Я поспешила ее успокоить, сказав, что это уникальная методика, придуманная мною лично, для заучивания сложных для произношения слов. После краткого ознакомления с методикой Светлана Степановна робко спросила, нельзя ли с моего позволения использовать ее уже сегодня, так как ей надоело исправлять детей, когда они произносят слово ‘компрометирующий’. К нам уже несколько минут назад подошла и внимательно слушала учительница истории Елизавета Викторовна, которая сказала, что тоже хочет привлечь ‘глухую старушку’ к работе на своих уроках, так как сил больше нет исправлять слова ‘экспроприировать’ и ‘констатировать’.... На прощание Светлана Степановна поинтересовалась, нет ли у нас с Елизаветой Викторовной сигаретки и ушла к себе на второй этаж. Я же, гордая тем, что теперь регулярно из разных концов школы будут громко и отчётливо доноситься парадные слоганы из труднопроизносимых слов на разных языках, тоже отправилась на урок....
ЗВОНОК: дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь
В 10м классе среди прочего был запланирован квиз (quiz). Это такой коротенький промежуточный диктант на проверку знания очередной порции слов. Детям выдаются такие длинные бумажки (в половину обычного листа), которые я сама быстро нарезаю во время перемены, с тем, чтобы слова располагались в столбик. Слова зачитываются либо на русском, либо на английском, а записать их, соответственно, нужно или на английском, или на русском. Ну сам квиз особого интереса не представляет, а вот проверка тоже была частично изобретена мной и даже не с целью дополнительного повторения слов проверяющим, а с целью освобождения себя, то есть меня, любимой, от ненавистной проверки этих самых квизов. Так вот после написания квиза дети меняются бумажками и проверяют ошибки друг друга.
– Не забудьте, что листок должен быть подписан двумя именами: первое – кто написал, второе – кто проверил. Игорь, я же просила исправлять другим цветом! Как я пойму, где ты исправлял, а где Катя исправляла сама себя. Вот возьми красный, зелёный – у меня здесь всегда стоят цветные ручки для проверки!
– Ничего не понимаю!
– Лиля Львовна! Царёва писала тёмно-синей, а я проверяю ярко-синей. Всё предельно ясно. Вы же не дальтоник.
– Нет еще. Но скоро буду.
