Она набросила плащ и, выбежав из подъезда, направилась к Садовому кольцу, все убыстряя шаг.
Анна не могла спокойно стоять у обочины – махала рукой и одновременно шла по тротуару, словно те сто метров, которые она успела бы пройти, могли приблизить ее к Матвею.
Как назло, машины не останавливались, или останавливались, но водители не хотели разворачиваться и везти ее на Ломоносовский проспект. Она уж готова была бы ехать в кузове грузовика, если бы притормозил именно он, но тут очередная машина остановилась рядом с нею так резко, словно уткнулась во что-то бампером. Анна не стала спрашивать, повезут ее или нет, а просто юркнула на заднее сиденье и сказала:
– На Ломоносовский срочно, за любые деньги! – хотя прекрасно знала, что подобных слов, договариваясь о цене, произносить нельзя.
Но она ведь не о цене сейчас договаривалась.
– А почему ты думаешь, что он именно там? – поинтересовался водитель. – По-моему, он не домой поехал.
И только тогда она наконец поняла, что за рулем сидит Сергей.
Поняла – и сразу разрыдалась так, словно именно в эту минуту почувствовала не облегчение, а, наоборот, невыносимый ужас. И, разрыдавшись, обхватила руками спинку его сиденья, пытаясь дотянуться хотя бы до его шеи и тычась сзади лбом ему в плечо, как новорожденная собачонка.
Спинка сиденья ужасно ей мешала, но через секунду эта преграда исчезла, и, откинувшись назад, Сергей мгновенно – как вздохнул – взял Анну за плечи и притянул к себе.
– Ну что ты? – Он уже сидел рядом с нею. – Ведь ничего не случилось, Анюта, ничего ведь страшного, ты что?..
Но она уже не могла ему ответить. Рыдания сотрясали ее, как небывало долгий электрический разряд, слезы текли по лицу сплошными дождевыми дорожками. Анна чувствовала, что и его руки вздрагивают у нее на плечах, и не знала, вздрагивают они сами собою или оттого, что это она вся дрожит.
Она не могла сообразить, долго ли они так сидели. Сергей молчал, и ей казалось, что его руки молчат у нее на плечах тоже. Но в этом молчании его рук было что-то такое, что казалось ей важнее жизни.
– Ты… уже знаешь про… да?.. – наконец выговорила Анна.
– Уже знаю. Он мне только что позвонил. Я раньше телефон не включал, поэтому он только сейчас дозвонился. Но ведь правда ничего страшного еще не случилось, Анюточка! Ну что ты себе навоображала?
Она вдруг вспомнила, как они точно так же сидели вдвоем в машине и она неумело пыталась сообщить ему, что беременна, а он точно так же молчал, и она понимала, что весь он для нее – сплошная загадка. Конечно, не точно так же все это было теперь, ничего ведь в жизни не повторяется в точности, это-то она прекрасно знала. Но, зная это, она все-таки расслышала, что он назвал ее Анюточкой с той самой, далекой, только один раз ею слышанной и никогда больше в его голосе не повторившейся мальчишеской горячностью…
– Как же ничего страшного? – всхлипнула Анна. – Его же могут убить!
– От того, что ты вся в слезах ворвешься к нему на ночь глядя, эта опасность не исчезнет, – объяснил Сергей. – Это элементарная логика, а я бывший математик, так что можешь мне поверить. Тем более что он, кажется, куда-то еще собирался ехать. Не под дверью же ты собираешься его караулить? Давай лучше домой поедем, а? Или, еще лучше, не поедем, а пойдем. – Он улыбнулся коротко, одними уголками губ. – Ты пройдешься, успокоишься и поймешь, что лучше сначала подумать, а потом сделать, чем наоборот.
– Еще не на ночь глядя, – последний раз всхлипнула Анна. – Еще светло.
– Тем более. Пойдем, пойдем.
Сергей быстро пересел обратно за руль, проехал несколько метров и припарковался у магазина.
– Может, посидим где-нибудь? – предложил он, открывая перед Анной дверцу машины.
– Да нет, не надо, – вздохнула она. – Мне в ресторан совсем не хочется.
– Все-таки слишком взрослые и слишком респектабельные люди – это крайне скучно, – усмехнулся Сергей. – Сидеть можно не только в ресторане, забыла? В подворотне есть, знаешь, райская яблоня, а под ней скамейка. Сгоним бомжей и посидим.
Райскую яблоню в подворотне углового дома Анна, конечно, знала прекрасно. Когда-то она даже варила варенье из ее маленьких красных яблочек; в двадцать лет ведь не думалось о том, что в яблочках, созревших у Садового кольца, содержатся соли тяжелых металлов. А может, и не было в них тогда никаких солей – они очень сладкие были, эти яблочки. Как будто и в самом деле выросли в раю.
Бомжей сгонять не пришлось – скамейка под яблоней была пуста. Все изменилось на Садовой-Триумфальной и на Малой Дмитровке с тех пор, как Анна собирала яблочки на пересечении этих улиц, все здесь было теперь так же респектабельно, как гламурная жизнь, и так же незамысловато. Но, к счастью, во дворах, в этих самых подворотнях, чудом сохранились такие древности, как облезлая скамейка под райской яблоней.
Странное, зеленое с розовым, московское небо светлело в росчерке веток, в кружеве первых робких листьев.
– Я все-таки до сих пор не верю, что это правда, – сказала Анна, садясь на скамейку. Теперь ей было неловко за ее слезный порыв. Она ведь совсем не хотела ему навязываться – и вдруг… – Может, Матюшка все выдумал? – с надеждой спросила она, заглядывая снизу в лицо Сергею, стоящему перед ней.
– Вряд ли. – Он пожал плечами. – Чтобы девчонку охмурить, Матвей, конечно, что угодно выдумает, а нам… Для чего бы? Похоже, все так и есть.
– Но зачем, Сережа, зачем?! – воскликнула Анна. – Как будто это единственный для него выбор: или за депутатом горшки выносить, или в армию очертя голову бросаться! С его умом, с его способностями – ведь сколько способностей!.. Неужели нельзя заняться чем-то человеческим, неужели надо так меня мучить?!
– Он совсем не хочет тебя мучить. – Наверное, с такими интонациями Сергей когда-то объяснял всякие математические непонятности своим студентам. Когда та его жизнь еще не кончилась. – Он просто не знает, что ему делать. Ну, и надеется, что жизнь сама его к чему-нибудь выведет.
– Я это понимаю, но при чем Таджикистан? Куда его жизнь выведет в Пянджском погранотряде? Сережа, сделай что-нибудь, я тебя прошу! – Анна обхватила себя руками за плечи – испугалась, что снова нападет на нее эта дрожь и снова она тогда заплачет. – Я же тебя все это время ни о чем не просила… – тихо добавила она.
– Да. – Лицо у него мгновенно застыло. – Завтра я поговорю с Матвеем и пойму, что мне надо делать.
– А если он тебе скажет, что ничего не надо?
– Я знаю, что такое армия, особенно для человека его склада, и скажу ему все, что об этом думаю, – пожал плечами Сергей. – Ты же понимаешь, что у меня никаких иллюзий на этот счет нет и глупостей про дело для настоящих мужиков я ему говорить не буду. А если он все-таки скажет, что ничего не надо… Значит, ему надо через это пройти самому, а не моими ногами. Я посижу немного, ладно? – вдруг, без всякого перехода, сказал он. – Что-то я устал. Пять минут – и пойдем.
