– Что ты думаешь о здешних переменах? – спросила Дамарис, взбивая яйца.
– Их тут больше, чем ты говорила. Весь отель изменился.
– Я не хотела тебя расстраивать. Карли предложила, а твоя мать взялась за дело. Подрядчик был из Сиэтла. Бренда не стала нанимать местных. По-моему, она спала с ним.
– Моя мать?
– Он использовал ее, если хочешь знать. Новая крыша и переделанная кухня видишь какие? Мне даже было жалко ее. Он уехал, как только закончил работы, и больше носу не показал. Так не везло ей с мужиками. – Она посмотрела поверх очков. – Как я сказала, мне было жалко ее.
Мишель не смогла обнаружить у себя даже капли сочувствия.
– Зря она все затеяла. Отель не нуждался в переделке. Он вообще не принадлежал ей. Она не имела права.
– Думаешь, это остановило бы ее?
– Нет.
В голове снова запульсировала боль. В бедре она никуда и не девалась. Мишель следовало бы принять обезболивающее, которое дали ей доктора, но ей не нравилось, как она себя потом чувствует. Чокнутой.
Кстати, какая ирония. Она без проблем разрушала свое здоровье водкой, но отказывалась принимать обезболивающие. Конечно, если разобраться, это противоречие было крупицей по сравнению с хаосом в ее голове. Она чувствовала, что вот-вот превратится в «интересный случай» для какого-нибудь медицинского журнала. Или у нее просто мания величия?
Дамарис поставила перед ней тарелку. Французский тост из коричного хлеба с сосиской. И рядом ежевика.
– Неужели? – спросила она, рассеянно тыча вилкой в одну из ягод.
– Традиция такая. – Дамарис усмехнулась.
Потому что тут, на Ежевичном острове, к любым блюдам подавалась ежевика. В детстве отец в шутку говорил Мишель, что им еще повезло; было бы хуже, если бы они жили на острове Брокколи или на Шпинатном. Она вспомнила, как смеялась тогда над отцовской шуткой, а потом вздохнула и попыталась вспомнить последний раз, когда что-то показалось ей хоть немножко смешным.
Она отрезала маленький кусочек французского тоста. Края приятно хрустели, корица просвечивала сквозь слой яйца. На языке все смешивалось, подслащенное кленовым сиропом. И сам хлеб, легкий, но сытный, тоже радовал нёбо.
Многие считали, что больше всего запоминаются запахи, а для Мишель это был вкус. Она помнила его, хотя в последний раз ела такой завтрак, как ей казалось, тысячу лет назад. Помнила, где она сидела, о чем они говорили тогда за столом. Дамарис приготовила ей точно такое же блюдо в самое первое утро, когда только что устроилась на работу в отель.
– Боже, какая ты мастерица!
– Уж я-то точно такая, как и была, – засмеялась Дамарис.
Она налила себе кофе, подвинула поближе табурет и стала смотреть, как Мишель завтракает.
Мишель разделалась с французским тостом и взялась за сосиски. Они были такими же, как она помнила; их делали фермеры на севере острова. Напоследок она съела ежевику.
– Ягоды из Чили? – спросила она. На острове они еще не созрели.
Дамарис вытаращила глаза.
– Тсс! Это практически святотатство. Все, что мы подаем, местное.
– Ты такая врушка. Мы разве так говорим?
– Нет, но люди так считают.
– Сейчас лишь первая неделя мая, на улице всего десять градусов. Никто и не поверит, что они местные.
Дамарис шмыгнула носом.
– На том конце острова есть оранжерея.
– Так она размером с эту кухню. Там поместятся два куста, не больше.
– Все равно. – Дамарис отхлебнула кофе. – И что же теперь?
Повариха явно спрашивала не о том, собирается ли Мишель отнести тарелку в раковину.
– Я возвращаюсь к своей прежней упорядоченной жизни. Буду управлять отелем, как когда-то.
– Ты не справишься в одиночку.
Мишель посмотрела на нее. Может, Дамарис слышала про их вчерашний конфликт с Карли?
– Отель стал больше, – продолжала повариха. – Тридцать комнат. На носу лето. Ты сама знаешь, что это такое.
Да, толпы туристов, набитый отель.
Я уволила Карли.
Мишель мысленно произносила эти слова, взвешивала их, наслаждалась удовлетворением, которое они ей доставляли.
Действительность будет другой, подумала она, сжимая кружку. Будет тяжелая работа от зари до зари. С ее больным бедром и физиотерапией, не говоря уж о том, что лестницы станут для нее кошмаром. Дамарис права. Одной ей не справиться.
На самом пороге летнего сезона она просто не найдет себе хорошего помощника. Так что, несмотря на свое огромное желание, она понимала, что увольнять Карли просто глупо.
– Считаешь, я должна ее оставить?
Не нужно было и пояснять, о ком речь.
Дамарис пожала плечами:
– Пока да. Она не хочет уходить. У нее тут дочка. Габби. Между прочим, милая девчушка.
Дамарис всегда была ее союзницей. Мишель импульсивно протянула руку через столешницу из нержавейки и сжала руку поварихи.
– Я скучала по тебе.
– Я тоже скучала.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась темноволосая женщина чуть моложе Мишель. На ней была розовая блузка, заправленная в черные брюки. Волосы были завязаны на затылке.
– Изабелла, иди сюда. Это Мишель. Мишель, это моя невестка. Изабелла замужем за Эриком.
Мишель улыбнулась:
– Так он наконец женился? Просто не верится.
– Четыре года назад, – сообщила Изабелла.
Мишель вспомнила, что Эрик не видел смысла заводить себе подружку. Зачем ограничивать себя одной женщиной? Пару раз он подбивал к ней клинья, один раз даже вытащил пенис. Она тогда впервые взглянула на мужской член, и у нее невольно вырвалось: «Серьезно? Так вот из-за чего все с ума сходят!» Ее восклицание не только остановило его, но и отбило всякую охоту приставать к ней.
– Поздравляю, – сказала она Изабелле, надеясь, что Эрик одумался и стал хорошим мужем.
– Спасибо.
– У них есть ребенок. Маленькая девочка.
– Какая хорошая новость.
Повисло неловкое молчание.
– О’кей. Рада была познакомиться. – Изабелла повернулась к свекрови. – Все посетители ушли. Я закрываю обеденный зал. Вернусь в четверть двенадцатого.
– Ладно, увидимся.
– Пока, – сказала Изабелла и ушла.
– Она тут старшая официантка. Обслуживает завтраки и ланчи, – сказала Дамарис. – Ей так удобно. Она может немного заработать и быть дома с ребенком.
– Хорошо.
Мишель понимала, что ей надо задавать вопрос за вопросом, входить в курс дела. Она вернулась. Но внезапно она поняла, что не может общаться с людьми, хотя это самая простая часть ее работы. Ей хотелось забиться куда-нибудь в маленькую комнатку, где она почувствует себя в безопасности. Где все знакомо.