У главного входа дверь и окна были заколочены.
– Эй! – крикнул он. – Есть тут кто?
Нет ответа.
– Есть кто внутри? – крикнул он.
Только шелест листвы.
– Хватит кричать! Разбудишь мертвых! – раздался голос Рэйвен из кустарника слева от него. – У меня пушка! Говори, кто ты, или стреляю!
Берет на понт? Лучше не рисковать.
– Это я, Алексий.
– Иди медленно к западной части здания, но руки держи в воздухе, чтобы я их видела.
– Это ты, Никки? Я тебя искал.
Он увидел, как она встает из-за кустов. Если у нее пистолет, ей ничего не стоит уложить его.
– Как ты узнала, что я здесь?
– Там, где сидит стая птиц, – сказала она, – противника нет. Шум в темноте выдает тревогу.
– А, так ты запомнила, как я цитировал «Искусство войны» Суня Цзы. Ты всегда только притворялась дурочкой.
– В картах Таро дурак – он же Шут – это нулевой козырь, – она рассмеялась. – Но это не Башня, пораженная молнией. Видишь: моя башня на семи ветрах все еще стоит, а я Верховная жрица.
Значит, она помнила катрены Тедеску. Нужно действовать осторожно, чтобы не спугнуть ее.
– Можно мне подойти, Ваше Святейшество?
– Зачем ты пришел, Алексий?
Он подошел к ней по тропинке.
– Чтобы найти родную душу.
Она указала на упаковку.
– Что ты несешь?
– Подарок тебе, милая.
– Дай посмотреть.
– Потом, дорогая. Это сюрприз в честь примирения.
– Входи в тайное убежище моего детства.
– Вход запечатан. Как нам попасть внутрь?
Она провела его через пещеру и коридор. Он не ожидал, что можно вот так проникнуть в подвал, а оттуда – в вестибюль.
– Куда ты меня ведешь? – спросил он.
– В комнату за сестринским постом.
Когда они поднялись на второй этаж, она провела его мимо конторки в маленькую комнату.
– Здесь отдыхали медсестры. Теперь я часто провожу здесь время.
Он почувствовал, как его рука дрогнула в ее руке. Осторожно, нельзя, чтобы она что-то заподозрила. Если она вспомнила все загадки Тедеску, он не мог допустить, чтобы она выдала это ФБР.
Ему стало жаль ее, но он отбросил это чувство. Ему хотелось насладиться последними моментами вместе с ней и запомнить их.
Глава семьдесят первая
Она знала, что Кайл ошибался. Алексий любил ее. Они могли бы начать жизнь вместе.
– Тебе, наверное, было больно, – сказал Алексий, – быть здесь одной, заново переживать ужасы прошлого.
Ей хотелось сказать, что в этом месте она никогда не была одна, но был ли он готов услышать о ее духах-хранителях? Она прильнула к его руке.
– Теперь, когда ты здесь, чтобы защитить меня, я больше никогда не буду одна.
– Звучит как пророчество.
Когда его лоб прорезала морщина, она поняла, что что-то не так. Он оглядывал сестринский пост.
– Все бытовые удобства. Только одна проблема. Та кушетка слишком узкая для нас двоих.
– В квартире моего отца на пятом этаже двуспальная кровать.
Она заметила его удивление.
– Ты можешь подниматься?
– Я работала над тем, чтобы побороть страх высоты.
Она пошла с ним на пятый этаж. Они так давно не были вместе. И вдруг она увидела себя со стороны и почувствовала близость смерти.
«…хватит этих больных мыслей. а то все испортишь…»
Ее рука задрожала, когда она потянулась к дверной ручке.
– Когда-то я увидела в этой комнате что-то слишком ужасное, чтобы помнить.
– Сними груз с души. Тебе ни к чему переносить это ужасное видение в…
– Правильно ли предавать память отца? Он бы не хотел, чтобы кто-то знал.
– Он изменял твоей матери?
– Хуже.
– С одной из медсестер?
– Гораздо хуже.
– Мы с тобой родственные души, Никки. Он тебя обижал?
Она запнулась, когда он назвал ее Никки. Затем она взглянула на руку на дверной ручке. Ее? Она не могла открыть дверь.
– Меня он никогда не трогал. Это был пациент. Мальчик, о котором я заботилась. Отец называл это щенячьей любовью. Я видела, как он насиловал моего щеночка.
– Извращенец.
– Он был сверху, а мальчик кричал: «Хватит, доктор Слэйд! Мне больно! Я расскажу!»
– Твой отец заслуживал смерти.
– Это еще не все, – сказала она и, подойдя к кровати, стянула покрывало. – Если я снова это увижу, может, это очистит мой разум.
На простыне было коричневое пятно.
– Он, наверное, обделался, – сказал Алексий.
– Нет. Это засохшая кровь моего щеночка. Он не совершил самоубийство, как написал в отчете отец. Я видела, как он перерезал мальчику горло. После этого он второй раз посадил меня в лечебницу…
– Почему он не выбросил простыню?
– Не думаю, что он с тех пор был в этой комнате.
Она выскользнула из джинсов и трусиков, сняла рубашку, расстегнула лифчик.
– Что ты делаешь?
– Готовлюсь заняться любовью.
Она расстегнула его ремень, стащила с него брюки.
– На этой кровати? В этом есть что-то больное.
– А я такая. Больная. Доктор Кайл говорит, я должна погрузить разум в образы. Если мы сделаем это на пятне, где мой отец изнасиловал и убил, может, я смогу изгнать зло. Если бы я только родилась мальчиком.
– Я не могу заняться с тобой любовью на этой кровати, Никки.
– Я знаю тебя, Алексий. Ты сможешь, – она стащила с него трусы. – Видишь? Конечно, сможешь.
– Я хочу, Никки, но я не запорю нашу последнюю…
– Почему последнюю?
– Я люблю тебя, Никки.
– Если бы любил, не отрезал бы мне крылья. Ты хочешь потом убить меня?
– Не говори чушь, Никки.
– Тогда покажи мне.
Она легла и притянула его к себе. Она задрожала, когда он поцеловал ее горло, груди, пупок. Провел руками вниз по талии, между ног и стал ласкать ее, пока она не затряслась всем телом.
– В меня, – простонала она. – Ты нужен мне как никогда.
Он скользнул в нее. Мягко. Все быстрей и быстрей, пока она не закричала.
