Глядя на нее в свете свечи, он понял, где раньше видел такую кривую улыбку. У Эллен Баркин в фильме «Море любви». И сразу вспомнил проникновенную музыкальную тему.
Официант принес им напитки и протянул ему счет.
– Мы закажем еще, – сказал он. – Я заплачу, когда мы будем уходить.
– Деньги вперед, – сказал официант.
Дуган хотел было возразить, но Артемида сказала:
– Здесь всегда возможна студенческая демонстрация с погромом и полицейской облавой. Владелец кафе не хочет потом собирать деньги по тюрьмам.
Дуган заплатил и добавил чаевых. Но официант бросил лишние евро на стол.
– Он против чаевых?
– Он подозревает, что ты хочешь подкупить его.
При виде бузукистов он вспомнил свой последний раз в Афинах. С Хеленой. Он оглядел столики.
– Ты кого-то ищешь?
– Бывшую жену.
– Почему ты думаешь, что она здесь?
– Она сбежала с одним бузукистом. Может, с кем-то из этих.
– Как ее зовут?
– Хелена. Греческая красавица, с лицом, сводящим с ума тысячи мужчин.
Артемида коснулась его руки.
– Но ты такой симпатчный – не могу представить, чтобы какая-то женщина ушла от тебя.
Он поднял стакан.
– За возможность узнать друг друга получше.
Она подмигнула ему и коснулась его бокала своим, а на ее губах обозначилась сардоническая улыбка.
– За инакомыслие! – сказала она громко. – Долой турок, британских империалистов и политиков, продавшихся американским капиталистам!
Студенты за соседними столиками подняли стаканы.
– Хопа!
Как он и подозревал, она симпатизировала террористам. С ней надо быть настороже, но он мог что-то узнать от нее. Так что он тоже поднял стакан:
– Хопа!
Официант вернулся и забрал чаевые.
Трое студентов на маленькой сцене настроили свои бузуки. Их звучание резануло ему слух, но он поднял стакан в их сторону.
Мужчина средних лет с седыми подкрученными вверх усами встал и мягко запел рембетику:
…Руки исколоты морфием, точно наколками,
Ненависть душу терзает… Дай мне снова умереть…
В бессчетный раз забыться смертным сном…
Артемида вздохнула.
– Так грустно и так романтично.
Она снова коснулась его руки. Ее взгляд говорил ему, что этой ночью одна из комнат на третьем этаже будет пустовать. Он подумал о заложнице, которую должен был спасти, и отвел руку.
Она широко раскрыла свои темные глаза в удивлении и повела плечами.
Несколько молодых человек заняли место старика и встали полукругом, положив руки друг другу на плечи, и стали танцевать. Остальные звенели стаканами в ритме танца.
Внезапно музыку заглушили крики с улицы. Воздух наполнился запахом жженой резины. Студенты ломанулись к выходу.
– Анархисты устроили демонстрацию и жгут покрышки. Идем, посмотрим, как будут орудовать полицейские.
– А это не опасно?
– Если не будем вмешиваться, – сказала она и вывела его на площадь Экзархия. – Это больше представление, чем бунт.
Протестанты шагали, поднимая самодельные знамена. Из-за угла возникли в боевом порядке полицейские, с дубинками наготове.
Одна из женщин бросила в них камень, и он отскочил от щита. Когда же она развернулась, собираясь затеряться в толпе, Дуган замер. Ее лицо показалось ему знакомым. Она шла за высоким одноруким демонстрантом и передала ему что-то. Он засунул это в подколотый рукав. К ним приближался полицейский, подняв дубинку.
Женщина бросилась на него и впилась ногтями в лицо. Он ударил ее дубинкой по голове. Она не отставала. Он снова ударил ее и еще раз, и она повалилась на асфальт.
И тогда Дуган узнал ее: это была мисс Салинас. Он вспомнил ее злобное лицо перед тем, как она вышибла из него дух в кабинете Тедеску. Если она умрет, послание Тедеску умрет вместе с ней.
Если только… Что за бумагу она передала однорукому? И куда он делся? Скрылся. Растворился в неистовствующей толпе.
Со стороны полиции по асфальту покатились слезоточивые гранаты, выпуская дымовые хвосты. Демонстранты обернули головы платками и стали наступать.
От газа Дуган закашлялся. Артемида разорвала свой платок, половину приложила к своему лицу, а другую протянула ему.
– На. Скоро газ развеется, и полиция отступит.
Один студент споткнулся и упал, затем другой. Полицейские надели на них наручники и увели.
Дуган выкрикнул:
– Они не отступают!
– Это не анархисты! Это сторонники 17N! Полиция будет брать их в кольцо. Надо быстро сматываться!
Она повела его по улице, за угол, подальше от бушующей толпы, и вскоре они были в общежитии. Он потянулся к выключателю.
Она его остановила.
– Не надо света. Полиция будет обыскивать студенческие общаги, чтобы найти сторонников 17N.
– На третий этаж в темноте? Мы себе шеи сломаем.
– Я так уже делала. Я тебя поведу.
Она взяла его за руку. На середине первого пролета она остановилась и прислонилась к стене.
– Что ты де…
– Ч-ч-ч. Не надо, чтобы кто-то нас услышал.
Она притянула его к себе, прижавшись к нему грудью. Он попытался отстраниться, но она обхватила его задницу и притянула к себе.
– Ты ненормальная?
– Да.
Он шагнул на следующую ступеньку, но как только он поднял ногу, она расстегнула ему молнию. Еще шаг вверх, едва не споткнувшись. Она вынула его вялый член и засунула себе под юбку. Трусов на ней не было. Он почувствовал ее волосатый лобок.
И начал твердеть.
– Не могу поверить.
– Не нужно верить. Мне и так сойдет.
И она ввела его в себя. С каждым шагом вверх по лестнице возбуждение нарастало. В темноте он не видел ее лица. На первом пролете он выскользнул из нее, но она его поймала и ввела еще глубже.
Свет в холле зажегся. Он увидел ее полуулыбку. И попробовал высвободиться, но она втянула его за угол, в темноту второго пролета, и удержала его в себе. Она терлась об него в ритме светового таймера.
На полпути третьего пролета свет погас, и их опять окутала темнота. Он почувствовал, как она задрожала. Она отпустила его и стала падать. Он подхватил ее обмякшее тело.
– Не останавливайся, – прошептала она.
Внизу опять зажегся свет.
