– Видишь?
– Хорошо. Идем в лазарет.
Она вышла за Сойер в коридор и остановилась.
– В чем дело, Рэйвен?
– Я передумала.
– Ты должна видеть мистера Тедеску.
– Я ничего не должна.
Фэй достала из кармана зажигалку и, чиркнув несколько раз, зажгла.
– Убери!
– Так, это ты. Не та, другая. Делай, что говорят.
– Окей. Только убери огонь.
Сойер захлопнула зажигалку и убрала в карман.
– Давай, порадуй мистера Тедеску.
На первой койке лежал молодой человек в кислородной маске. Он помахал ей:
– Я скучал по тебе, Рэйвен.
Она похлопала его по руке.
– Поправляйся.
Проходя между коек и инвалидных кресел, девушка махала пациентам. Она была королевой, обходившей свои войска. Мужчины, которые не спали, посылали ей воздушные поцелуи.
Из дальнего конца кто-то прокричал:
– Эй, на каталке, заткнись и дай нам поспать!
Кто-то еще отозвался:
– Черт возьми, ты здесь не один!
Из-за приоткрытой шторы в конце палаты Рэйвен слышала пафосную лекцию своего бывшего преподавателя актерского мастерства.
– Помните, студенты, это антивоенная комедия Аристофана. Имя героини, Лисистрата, означает «распускающая армии». Она прекратила войну между Афинами и Спартой, заставив женщин, изнемогавших без любви, воздержаться от секса со своими мужчинами.
Рэйвен вспомнила последнюю роль, к которой готовилась. Отодвинув штору, она произнесла заученный текст:
Так стойкой будь! Поджарь и подрумянь его!
Дразни его, люби и не люби его!
Но помни то, о чем клялась над чашею.
Маленький пузатый мистер Тедеску развернулся в инвалидном кресле.
– Рэйвен?
Медсестра Сойер подтолкнула ее к нему.
– К вам пожаловала Рэйвен Слэйд, как вы просил, профессор Тедеску.
– Не профессор! Меня так и не… назначили профессором. А где мои товарищи из 17N?
– Они еще не приехали, мистер Тедеску, но волонтер Рэйвен готова порадовать вас.
Его злобный взгляд смягчился.
– Моя любимая студентка по актерскому мастерству запоминала роли быстрее и исполняла выразительнее, чем кто-либо из учеников. Я должен спросить кое-что у тебя, – он нахмурился. – Уйдите, – обратился он к медсестре. – Это между мной и моей протеже.
Сойер вышла за штору, но Рэйвен различала ее тень с обратной стороны.
– Подойди ближе, Рэйвен, – сказал Тедеску.
Она наклонилась к его влажно блестевшему лицу, стараясь не кривиться от резкого запаха пота.
– Ты помнишь нашу последнюю беседу после репетиции у меня в кабинете, перед твоим срывом?
Разве могла она забыть такое?
В тот день, сидя рядом с ним за столом, она почувствовала, как жирные пальцы старого греховодника скользят по юбке. Хорошо, что она скрестила ноги. Так сделала бы Лисистрата. Тогда он встал и пошел в туалет.
Она заметила на столе стопку бумаг, озаглавленную «Операция «Зубы дракона». Заметки для новой пьесы? Она пробежала текст. Три рифмованных катрена, наподобие пророчеств Нострадамуса. Она уже клала их на место, когда возник Тедеску, вытирая руки, и увидел ее.
– Как ты смеешь читать мои бумаги?
– Извините, мистер Тедеску. Я думала, это для новой пьесы.
Он замахнулся кулаком. Она вскочила с места, и он стал гоняться за ней вокруг стола.
– Не бейте меня.
Раздался стук в дверь, и в проеме возникла голова студента.
– Извините, что опоздал.
Она отпихнула Тедеску и выбежала из кабинета.
Это была их последняя встреча.
– Мистер Тедеску, разве я могу забыть такое?
Она увидела, как он взглянул на силуэт Фэй за шторой.
– Уходите, сестра! Это личное дело!
Туфли сестры Сойер заскрипели по полу.
– Ты всегда потрясающе запоминала роли. Ты помнишь, что было на тех листах?
«…рэйвен, твой паршивый препод просит тебя сыграть сцену из его трехактной пьесы про драконьи зубы…»
Она проигнорировала голос у себя в голове и произнесла вслух то, что запомнила:
– Я поняла, что это какие-то образы и отсылки из ваших лекций, но мне они мало о чем говорят.
– Это пророчества, они только для моих товарищей из 17N и МЕК.
«…какие еще, нафиг, 17 эн и мек?..»
Назойливый голосок у нее в голове не дал ей расслышать, что еще сказал Тедеску, но он вдруг метнулся к ней с кресла и, вцепившись в горло обеими руками, стал душить.
– Ты не можешь жить, сука.
Она пыталась вырваться, но тщетно. Его пальцы все крепче сжимали ей шею.
Штора отодвинулась, и ворвалась Сойер. Она ударила Тедеску по лицу, и он ослабил хватку. После второго удара он отключился.
– Боже, вы вовремя. Он пытался убить меня.
Фэй проверила его пульс и позвала проходившего мимо санитара.
– Этот пациент потерял сознание. Когда очнется, держать в изоляторе. Абсолютно никаких посещений.
Когда они вышли из лазарета, медсестра спросила:
– Рэйвен, что ты ему говоришь, чтобы он напал на тебя?
Рэйвен была готова произнести три катрена, но вспомнила слова Тедеску о том, что они только для 17N и МЕК.
– Ничего. Он просто психанул.
Сойер вывернула ей запястье и сказала:
– Я слышала что-то про 17 ноября и Моджахедин-э халк.
– Моджа-дино-как?
– Говори, или я пишу в твой журнал, у тебя галлюцинация, и ты говоришь с твоя мертвая сестра. Отец тебя запереть опять.
Рэйвен вырвалась.
– Пиши, блин, что хочешь.
– Что здесь происходит?
Девушка замерла, услышав голос отца.
– Она спасла мне жизнь. Мистер Тедеску собирался убить меня. Но теперь она говорит, что напишет, что я все еще сумасшедшая.
Он повернулся к медсестре.
– Я разберусь. Вы можете вернуться на сестринский пост в военном отделении.
Сойер замялась и ушла с недовольным видом.
– Ты в порядке, Рэйвен?
– Перед тем как мистер Тедеску напал на меня, он спросил, помню ли я что-то из того, что прочитала в бумагах у него в кабинете. Я думала, это заметки для пьесы. Но он сказал, это его пророчества, и потребовал, чтобы я произнесла их. А после этого сказал, что должен меня убить, потому что планы операции «Зубы дракона» могут знать только его товарищи из 17N и МЕК.
