– Вот наличка для МЕК. Девчонка просто чудо. Видел бы, как она водит мотоцикл…
Когда они вошли, толстяк опустил гаражную дверь. Открыв сумку с деньгами, он вынул пачки стодолларовых банкнот в обертках банка «Афины». Он повернулся к соседнему кабинету и сказал:
– Ждите здесь.
От запаха машинного масла ее подташнивало. Она поскользнулась на грязном полу, но Алексий подхватил ее и притянул к себе.
Она опустила глаза.
– Это твой пистолет уперся мне в тело?
Он запрокинул ей голову и просунул язык между губ. Она закрыла глаза. Ее целовали раньше, но никогда еще так. Он отстранился, но она прильнула к нему.
– Сейчас не время, – прошептал он. – Когда будем одни.
Он взял ее за руку и провел в ту комнату, куда прошел толстяк с деньгами.
Несколько мужчин в лыжных масках воскликнули:
– С именинами!
Посередине стола стоял белый торт с надписью, выведенной шоколадом: «НИККИ – НАША ПЕРВАЯ СОРАТНИЦА».
И в центре торта единственная свечка.
– Кто такая Никки? – спросила Рэйвен.
Ей ответил высокий человек с одной рукой:
– Это ты.
Между остальными протиснулся мужчина с костылем, который пытался изнасиловать ее в первый день.
– Это мой отец, – сказал Алексий.
– Рада познакомиться, – выдавила она.
– Сегодня твои именины, – сказал он, и его мрачный голос заставил ее напрячься. – С этого дня твой позывной Никки.
– Но сегодня не мой день рождения.
– Мы, греки, не придаем особого значения тому, когда кто родился. Тебя поздравляют в день вознесения святого, по которому тебя назвали.
– И кто мой святой?
– Святой Николай.
Санта-Клаус… Ей представилась рождественская елка во дворе Уэйбриджского университета и припев «Колокольчиков». Она прикусила язык.
Каждый подошел к ней и вручил какой-нибудь подарок: солнечные очки, свитер, головной платок, полуботинки. Невысокий человечек, держа в руках потешную греческую гитару, похожую на вазу с одной стороны, забренчал и пропел мягким голосом:
О, прекрасная Никки,
С налитыми солнцем волосами
И глазами, голубыми, точно море.
Я, Йорго, приветствую тебя средь нас
В день твоих именин.
Она захлопала в ладоши. Не снимая маски, он поцеловал ее в обе щеки. Его примеру последовали остальные. Когда к ней приблизился человек с зубочисткой, торчащей из маски, она отпрянула.
– Мы зовем его Зубочистка, – сказал Алексий, – потому что он никогда не выпускает ее изо рта.
– Он собирается всадить ее мне в лицо?
– Ни за что, товарищ Никки, – сказал Зубочистка.
Вынув зубочистку, он поцеловал ее в обе щеки через маску, затем вернул зубочистку на место, кивнул и отошел.
– Он оказал тебе честь, – сказал Алексий. – Это первый раз, когда я увидел его без зубочистки.
Остальные рассмеялись.
Зазвонил мобильник Алексия. Приняв звонок, он перестал улыбаться. Кивнул несколько раз.
– Да, конечно, – сказал он и выключил телефон. – Мне сейчас надо идти.
Она схватила его за руку.
– Куда мы пойдем?
– Ты останешься здесь.
– Возьми меня с собой.
– Я вернусь позже. Нужно встретиться кое с кем.
– С женщиной?
– Ты моя единственная женщина. Зубочистка отвезет тебя на хату. Я вернусь ближе к ночи.
Когда он вышел, она прикрыла рот ладонью. Дверь закрылась за ним. Все смотрели на нее. Не показывай им, как тебя обступает тьма всякий раз, как он уходит. Отец Алексия шагнул к столу и зажег единственную свечку на торте. Рэйвен отпрянула.
– Что такое?
– Огонь меня пугает.
Сильные пальцы взяли ее за загривок.
– Мы тебя вылечим. Загадай желание и дуй.
Она подавила желание отбрыкнуться от него, когда он наклонял ее к колыхавшемуся огоньку. Она закрыла глаза и пожелала, чтобы Алексий спас ее от огня. Открыв глаза, она увидела, к своему удивлению, дымящийся фитиль, хотя была уверена, что не дула. Она подумала: «Как же так, ты задула мою свечку, сестренка?»
«…это моя свечка, дура. после стольких сраных лет я наконец получила собственное имя. осточертела мне эта «сестренка», теперь зови меня «никки»…»
Глава шестнадцатая
Дуган сошел с трамвая на площади Омония и огляделся. Окружающее пространство ничем не напоминало ту помойку, которую он помнил по своей поездке с бывшей женой и сыном. Из-за угла показались деловитые подметальные машины. Ну, разумеется. Афины активно готовились к Олимпийским играм 2004 года. Но каким станет это место после того, как разъедутся международные гости?
Он прошел к офису «Американ-экспресс» и остановился, глядя, как двое рабочих в комбинезонах отскребают красное граффити с мраморной стены. От надписи оставались только отдельные буквы: «…айтесь дом… амер… и турки ублю…». И он поразился вошедшему в поговорку греческому гостеприимству. Должно быть, это древнегреческий стереотип, оставшийся с тех времен, когда люди опасались, что любой чужестранец может оказаться богом, сошедшим с Олимпа в человеческом обличье.
Дайте мне религию прежних времен.
Он прошел мимо двух полицейских, стоявших по обе стороны крыльца «Американ-экспресс». Интересно, такая бдительность распространялась на всех иностранцев или только на турок, не греческих киприотов и американцев?
Дуган подошел к стойке, и к нему обратился клерк с каменным лицом:
– Чем могу помочь?
– Почту для Спироса Диодоруса.
– Паспорт.
Клерк внимательно рассмотрел его.
– Речь ваша не кажется мне греческой.
– А мне – ваша, – сказал он по-гречески.
Клерк удалился куда-то вразвалку. Вскоре он вернулся и вручил ему объемистый конверт на имя Спироса Диодоруса. В адресе отправителя значилась школа стоматологии при Университете Цинциннати. Это была шутка в духе Кимвалы.
Дуган прошелся к летнему кафе на улице Ойкономон и заказал узо. В ожидании выпивки он открыл конверт и достал банковскую книжку. На счет Спироса Диодоруса в банк «Олимпия» было переведено сто тысяч евро. Кроме того, в конверте имелись документы, подтверждающие его зачисление докторантом в афинский Политехнический университет.
По прошествии десяти минут официант наконец принес узо.
