– Егорушка-а-а!.. – и расплакалась так, как не плакала даже в детстве.
Она ничего не понимала из того, что сразу начало с ней происходить, ничего! Почему у него такой встревоженный голос, почему он стискивает ее прямо этим холодом, который его все еще окружает, почему спрашивает:
– Полин, ну что ты, я тебя дверью ударил, да? Полиночка, где больно?
И почему она не может его обнять, ах да, не дотягивается до него просто, он ведь высокий, огромный, как гора, она просто до него не дотягивается, а потом он вдруг оказывается вровень с нею, и она наконец видит его лицо – он сидит перед нею на корточках, и обнимает, гладит по щекам огромными ладонями, и целует не в губы, а в нос и в глаза, потому что не находит ее губы в полумраке сеней, и одновременно расстегивает свою куртку – и вот он наконец, не холод его заиндевевшей куртки, а весь он, сам он, и можно наконец прижаться к его груди, в которой сердце бьется так громко, что ей только его сердце и слышно, а больше ничего ей слышать во всем белом свете и не надо!
– Эй, молодые люди, дверь-то закроем, – из какого-то несуществующего мира донесся до Полины голос Изы. – Пойдем, пойдем в комнату, дом ведь выстудим напрочь!
Полина только услышала эти слова, но совсем их не поняла. Закрыть, идти?.. Куда идти, зачем?.. Она держала Георгия за шею, уткнувшись носом и лбом куда-то ему под горло, и не было такой силы, которая заставила бы ее хоть на секунду от него оторваться. Наверное, он это почувствовал, потому что не стал объяснять, куда нужно идти и что нужно закрыть, а просто выпрямился во весь рост, подхватил ее на руки и вместе с нею вошел в комнату.
Иза захлопнула дверь у него за спиной и расхохоталась.
– Нич-чего себе! – проговорила она сквозь смех. – А я думала, он тебе родственник просто! Да-а, Полинка, стоило померзнуть, чтоб тебя на таких-то ручках подержали! Ну, не реви, чего ты? – Она постучала кулачком по Полининым пальцам, вцепившимся в ворот Георгиева свитера. – Не реви, а то он, гляди, и сам сейчас разревется. Давай, Георгий Иваныч, приводи ее в чувство. Я сейчас уйду, мешать не буду! – хихикнула она.
– Спасибо, – сказал Георгий.
Вместо того чтобы приводить Полину в чувство, он так и стоял посреди комнаты, держа ее на руках.
– За что спасибо – что уйду? – хмыкнула Иза.
– Что сюда привели.
– Да вы просто везучие оба, – снова засмеялась Иза. – Вот ведь правду говорят, что рыжим везет! Плюс-минус пять минут – и разминулись бы. Нет, ну ты представляешь, – обратилась она к Полине, которая наконец посмотрела на нее, впрочем, совершенно бессмысленным взглядом. – Представляешь, иду я на обед, к тебе то есть спешу, а внизу этот товарищ с охранником объясняется! Охранник сразу ко мне: так и так, Изабелла Даниловна, тут вот Георгий Иванович из Москвы прилетел, к Платону Федотовичу хочет войти, а сам на прием не записан. – Изины глаза сверкали то черным, то голубым, голос звенел от смеха. – Я к Георгию Ивановичу: мол, по какому вопросу? А он мне: ищу Полину Гриневу, не подскажете ли… Тут я его, конечно, хватаю под ручку и быстренько, быстренько на улицу выталкиваю. Ну, а уж там интересуюсь: «А вы ей, товарищ дорогой, кто будете, родственник?» Он же, глазом не моргнув, подтверждает: «Да, родственник». Я и подумала: брат, наверное – рыжий тоже… Хорош братец! – наконец расхохоталась она.
– А может, все-таки брат? – улыбнулся Георгий.
– Прям! – хмыкнула Иза. – Будто я вчера на свет родилась, не отличу, кто брат, кто… не брат. Ладно, я побежала, – сообщила она, глядя на Полину с легкой завистью. – А то начальник не любит, когда дела есть, а меня нет. Ты щеколду за мной задвинь, – сказала она Георгию. – Не запирать же вас. А я, когда вечером приеду, в ставни постучу.
Закрывать щеколду Георгию пришлось идти с Полиной на руках. Она так судорожно вцепилась в него, когда он попытался поставить ее на пол, что даже Иза это заметила.
– Да держи уж, – сказала она. – Видишь, совсем девка не в себе. Да и есть от чего… Ну, сама расскажет.
Георгий вернулся в комнату, сел на кровать. Полина оказалась теперь у него на коленях. Было совсем тихо, даже дрова не потрескивали в печке.
– Ты не уедешь? – спросила Полина, наконец отрывая голову от его плеча и шмыгая распухшим носом.
– Уеду. С тобой. – Георгий делал вид, будто он серьезный, но глаза смеялись – светлые, карие. – Или ты хочешь здесь остаться? Тогда можем остаться.
– Я такая дура, Егорушка, – пожаловалась Полина, глядя в его смеющиеся глаза. – Я даже не представляла, что бывают такие дуры. Ты загорел… – Она провела ладонью по его щеке; Георгий положил сверху руку, чтобы она не убрала свою. – И почему-то потемнее стал. – Полина провела другой ладонью по его голове. Он уже не мог задержать ее руку своею, потому что вторая его рука лежала у Полины на плечах. Но она и так продолжала его гладить. – Правда-правда, ты какой-то по-другому рыжий стал. Почему?
– Не знаю. – Он чуть повернул голову и поцеловал ее в ладонь.
– Ты, наверное, стал взрослее, вот почему! – Полина улыбнулась сквозь слезы. – Никто не знал, в кого я рыжая уродилась, а бабушка Миля говорила, что в нее. Хотя она была не рыжая, а гнедая. Но она говорила, что в молодости была рыжая, а потом повзрослела, поумнела и потемнела. Так что я, может, тоже потемнею когда-нибудь.
– Не торопись, – улыбнулся Георгий. – Да и совсем не надо.
– Ага, не надо! – всхлипнула Полина. – Если б ты знал… Ты бы тогда ни за что не прилетел.
– Прилетел бы. – Георгий отпустил Полинину руку и обнял ее обеими руками сразу. Она почувствовала, что вся исчезает в кольце его рук. – Я бы пешком пришел, не то что прилетел…
Он никогда не говорил с нею так – когда жизнь дышит в каждом слове, в каждом звуке голоса, и голос срывается от полноты жизни.
– Егорушка… – Полина почувствовала, что сейчас заплачет снова; да у нее прямо как пробки вынули из глаз! – Ты…
Она не успела договорить – Георгий поцеловал ее уже не в глаза и не в нос, а в губы, и поцеловал так сильно, что голова ее резко откинулась назад – правда, тут же коснувшись его обнимающей руки.
– Полина… – Он отнял свои губы от ее губ на секунду, не больше; голос его дрожал и прерывался. – Полина, милая, не бойся меня, а? Так я тебя хочу, что ничего уже не… Но ты не бойся меня, а?..
– Ты что, Егорушка? – Полина чувствовала, как ходуном ходят мускулы на его груди – от прерывистого дыхания, от стремительно бьющегося сердца. – Я тебя не боюсь, я тебя…
Она опять не успела договорить – слова утонули в его поцелуе. Скрипнула кровать; Полина почувствовала у себя под головой подушки.
– Подожди, минутку только подожди, ладно? – Он произнес это так, словно она хотела убежать. – Я разденусь, подожди!..
Он торопливо сбросил на пол свою огромную куртку – оказывается, он все это время был в куртке, потом снял свитер – какой-то незнакомый, медного прекрасного цвета, потом снова наклонился к ее губам и не сказал даже, а простонал:
