– Не могу в это поверить…
– На самом деле вы на своих машинах ездите на очищенном бензине, который почти не загрязняет окружающую среду, но платите с него огромный налог. А мы, в море, ходим на дешевом горючем низкого качества, которое страшно вредно для природы, но при этом не облагается налогом. Нулевой налог.
– Вот как…
– Неудивительно, что наши заводы здесь закрываются, чтобы производить свое дерьмо на другом конце света. Для перевозки товаров надо сжечь реки топлива, но оно того стоит. А в это время вас тут достают со всех сторон, чтобы вы отделались уже от своего старого корыта, и склоняют купить новую тачку, хотя от производства новой машины больше грязи, чем от того, что вы будете продолжать ездить на старой. А если к тому же новая машина едет с другого конца планеты, то карбоновый след просто катастрофичен. На самом деле всем на это наплевать, по большому счету…
25
Кто-то хотел меня убить. В этом городе, в моем городе, кто-то, кого я не знал, хотел меня уничтожить, положить конец моему существованию. Я никогда не думал о том, что мне придется однажды пережить подобное. Кто-то в этом мире хотел, чтобы я умер.
Лежа на кушетке машины «скорой помощи», я узнал подвесные стропы Бруклинского моста, мы ехали над заливом. Ночное освещение придавало им вид медных струн гигантской арфы, выделявшихся на фоне черного неба.
Звук сирены «скорой» смешивался со всеми прочими звуками огромного города, доносившимися откуда-то издалека и создававшими диссонирующую симфонию, ставшую неотъемлемой частью Манхэттена, его особенного облика.
В «скорой» было жарко и пахло лекарствами, а неровности дороги неприятно отдавались в позвоночнике. Я выгнул шею, чтобы посмотреть на фельдшера, сидевшего за рулем у меня за спиной. Нас разделяло стекло, но слышимость должна была быть хорошей, хотя бы из соображений безопасности.
– Мне нельзя в эту больницу, – сказал я тихим голосом.
– Но ты же слышал: таков протокол.
– Этот тип преследует меня, он уже два раза едва меня не убил. Все на набережной слышали, что меня повезут в больницу «Тиш». Он может добраться туда быстрее нас.
– Но у тебя переохлаждение…
– Перестань, это смешно, я отлично себя чувствую.
– Ну вот и расскажешь об этом в больнице, как приедем.
– Нет. Когда мы приедем, они не захотят меня слушать, засунут в палату, тут мне и конец. – Я еще сильнее понизил голос: – Развяжи меня.
– Что?
– Развяжи меня. Эти психи привязали меня к носилкам, я даже пальцем пошевелить не могу.
Анна бросила тревожный взгляд на фельдшера.
– Давай, – велел я.
Она незаметно подняла одеяло, которым меня укрыли, еще раз взглянула в сторону кабины, затем принялась расстегивать ремни.
– Вот что мы сделаем, – сказал я очень тихо. – Когда мы съедем с моста, то окажемся в самом центре Манхэттена со стороны Бродвея. Там наверняка будет плотное движение. И поверь мне, есть у нас мигалка или нет, это не важно, мы встанем в пробке. Как только мы остановимся, ты откроешь боковую дверь – и мы смоемся.
– Что-то мне не нравится твоя затея…
– Это единственный выход.
– Но зачем нам это делать?
– Потому что из больницы нас уже не выпустят.
– Но… ты же голый, не забыл?
– А где моя одежда?
– Вот она, – сказала Анна, показывая на большой мешок из белого пластика с медицинскими надписями.
– Незаметно передай его мне.
– Напоминаю тебе: одежда мокрая.
– Плевать.
Анна вздохнула.
– Давай же, – не отступал я.
– Да ты просто больной!
– Все в порядке, мисс? – спросил фельдшер в микрофон.
– Да-да…
Мы замерли на мгновение и замолчали.
Затем она протянула руку, незаметно взяла пакет и осторожно в нем порылась.
– Не могу найти трусы.
– Тем хуже. Дай мне джинсы.
Она вытащила штаны и протянула мне.
«Скорая» повернула направо.
– Где мы сейчас? – спросил я.
– Я не очень представляю… Мы едем вдоль какого-то сквера, он по левую руку от нас.
– Это, должно быть, Сити-Холл-парк, скоро приедем на Сентрал-стрит. Надо поспешить.
Натягивать холодные и мокрые джинсы – одно из самых неприятных дел на свете. По всему телу у меня побежали ледяные мурашки.
– Мой свитшот…
Надевать мокрый свитшот зимой еще хуже, чем джинсы. Особенно если вам приходится делать все это лежа. Настоящая пытка.
– Где мои кеды?
– Держи. А вот я нашла и твои трусы.
– Плевать на них!
– Как скажешь.
– Ох… я не могу надеть кеды, не вставая.
– Этим займусь я.
Она бросила взгляд на фельдшера и скользнула к моим ногам.
– Дай мне знак, как только мы встанем в пробке.
– Ладно.
Надев кеды мне на ноги, Анна вернулась на свое место.
Я ждал ее сигнала, готовый вскочить.
«Скорая» то замедляла скорость, то снова разгонялась; впрочем, за все это время не было сделано ни одной остановки.
Мы уже должны были находиться не очень далеко от больницы. Скоро станет слишком поздно.
– Вот, впереди большая пробка…
– Отлично, приготовься…
Но «скорая» вдруг поехала быстрее.
– Мы только что выехали из ряда и обгоняем всех по встречке.
– Черт!
Я замер.
– Мы уже на Третьей авеню, – сказала Анна.
– В каком точно месте?
Она посмотрела по сторонам:
– Только что проехали Двадцать седьмую улицу.
– Дьявол, мы почти на месте…
Новый поворот, опять направо.
Анна опередила мой вопрос:
– Мы только что повернули на Тридцатую и едем очень быстро.
– В конце улицы мы уже будем на месте! Придется прыгать на ближайшем светофоре.
– Если мы остановимся на нем.
И тут «скорая» остановилась. Я сел на носилках.
– Открой боковую дверь!
Анна дернула за ручку.
– Заблокировано.
– Быстрее, выбираемся через заднюю!
Я вскочил на ноги и резким движением открыл одну из створок.
– Эй, вы, там! – крикнул фельдшер. – Вы что делаете? Нет!
