– Эти компании находились в небоскребах, которые подожгли?
– Ну, если честно, не все.
– А подробнее можешь?
– Если говорить по порядку, то первой в Балтиморе нападению подверглась башня «Ти-Роу-Прайс».
– Верно.
– «Ти-Роу-Прайс» – одна из американских финансовых компаний; вложила в сумме девять миллиардов долларов в два гиганта бразильского агробизнеса, которым принадлежит большая часть рынка сои и которые активно участвуют в вырубке лесов.
– Понял.
– В Велли-Фордж сгорело здание «Вэнгард». Та же история.
– А «Барклайс» в Нью-Йорке?
– «Барклайс», которому «Гринпис» присудил Премию позора в 2012 году, – это один из трех банков, профинансировавших на сумму в один миллиард двести миллионов долларов «Джей-Би-Эс», бразильскую корпорацию по производству говядины.
– В Чикаго, если я правильно помню, в небоскребе располагалась финансовая фирма «Кэпитал Ван».
– Да, но там я ничего не нашла. «Кэпитал Ван», кажется, единственная компания, которая, похоже, никак не связана с тем, что происходит в Амазонии.
– Ну вот. Достаточно одного исключения, чтобы похоронить всю теорию…
– Мне жаль… Но этой конторе вроде бы не за что упрекнуть себя в смысле экологии.
– В любом случае огромное спасибо за помощь. Это правда очень мило с твоей стороны.
– Ты скоро вернешься? Твой котик скучает…
– Да, я скоро приеду. Увидимся!
На обратном пути я окончательно освободился от стресса. Я решил смотреть на все позитивно: это не так уж плохо – избавиться от старого ворчуна Билла Кримсона, рядом с которым я никогда не чувствовал себя в своей тарелке; я найду другого агента, получше, более уважаемого и эффективного, такого, который будет в меня верить. В конце концов, это куда важнее.
Солнце уже садилось, когда я оказался на пароме. Я устроился на палубе в передней части судна, где, держась за поручни и слушая ветер, свистевший у меня в ушах, я отдался качке и захватывающим ощущениям от погружения в темную океанскую воду при каждом движении судна вниз.
Далеко в ночи один за другим зажигались огни Манхэттена, как свет надежды, обещаний и возможностей, которые жизнь уготовила мне в будущем.
Мой телефон завибрировал в тот момент, когда судно причаливало к терминалу «Уайт-холл».
Здравствуйте! Это Джоанна, я ассистентка Опры. Сожалею из-за возникшего недоразумения, передача состоится. Встреча, как и оговорено ранее, в студии в воскресенье в 13:00.
Внимание: это будет прямой эфир, передача начнется в 13:30.
Yes!!!
Я не без удовлетворения отметил в этом сообщении эффект моей обретенной веры в себя, словно Вселенная подстроилась к ритму моего внутреннего состояния.
Оказавшись на набережной, я позвонил в офис Института медиатренингов, чтобы договориться о визите, но мне ответили, что договоренность аннулирована. Разочарование – это первое, что я почувствовал, но тут же взял негативные эмоции под контроль. Отчаянию больше не будет места в моей жизни. Тем хуже для них. Сам разберусь.
В любом случае вопрос заключался не в том, чтобы научиться технике ответов во время интервью, а в том, чтобы в первую очередь избавиться от страха, когда я окажусь перед телекамерами. И еще… от страха перед чужим мнением… А что такое страх перед чужим мнением, как не необходимость быть оцененным по достоинству, получить признание?
Я вспомнил слова Анны о моем стремлении к признанию, которое мешало мне в самом начале нашего обучения технике предвидения. Это чертово стремление к признанию управляет жизнью, влияя на наш выбор, блокируя наши глубинные желания и мешая нам быть самими собой. Это заставляет нас жить и поступать не так, как нам хочется, делает нас рабами, притом что мы даже не отдаем себе в этом отчета. С тех самых пор, как мне впервые пришлось делать что-то на публике – исполнять музыкальное произведение, заниматься спортом или произносить речь, – присутствие других всегда меня смущало.
Как было бы здорово позволить себе просто оставаться собой, не заботясь о том, что подумают окружающие!
Во второй раз за день я принял решение верить – верить в себя и двигаться вперед, сохраняя это чувство. Порой самое эффективное, что можно сделать, – это просто принять решение.
Спустя час я добрался до дома в довольно безмятежном настроении.
Я с трудом открыл входную дверь, мой ключ почему-то застрял в замочной скважине, и едва я включил свет, как мной овладел ужас, навалившийся на меня, словно хищник на жертву, сдавив мне грудь. Вся мебель была опрокинута, вещи валялись на полу в полном беспорядке. Рынок в Марракеше после урагана – не иначе.
Я замер как вкопанный на пороге, прямо перед большим зеркалом, отражавшим мое перепуганное лицо.
Я всегда опасался квартирных воров и вот только что стал их жертвой.
С пересохшим горлом я медленно сделал шаг вперед. Моя одежда, вещи, сувениры… вся моя личная жизнь была выложена напоказ и осквернена. Даже стенные шкафы в коридоре были полностью выпотрошены, и их содержимое печально валялось на полу. Я заметил свои детские фотографии, разбросанные вперемешку с брюками, рубашками, папками с документами, носками, налоговыми декларациями. Меня едва не стошнило.
Растерянный, я сделал несколько шагов по гостиной, не зная, за что взяться. Нужно было вызвать полицию, конечно, а затем уже наводить порядок, на что явно уйдет не один час. Надо было также составить список украденного и сообщить о случившемся в страховую компанию. Ничего не забыть. Я подумал о том, что вор мог стащить семейные ценности, вещи, принадлежавшие отцу, и у меня заныло в груди.
Мне тут же захотелось вымыть и продезинфицировать все свои вещи. Если бы я мог пройтись по всему дому сильной струей воды, я бы так и сделал, чтобы смыть с него следы вторжения.
Я вошел в спальню, все еще с трудом дыша, готовясь к тому, что сейчас увижу, например, выпотрошенный матрас. Но когда я оказался внутри, в глаза мне бросилось нечто совершенно иное.
Прямо посередине девственно белой стены над изголовьем кровати красной краской было написано одно только слово – но меня словно кипятком обдало.
Сюжет был взят из моей последней книги, события которой разворачивались в Нью-Йорке в двадцатые годы. Когда мафиози в романе начинали преследовать очередную жертву, выдвигая какие-либо требования, они подсылали к этому человеку наемного убийцу, который для начала писал слово «Конец» кровью на стене в спальне несчастного. Если же бедняга не желал повиноваться, очень скоро его находили подвешенным за ноги и истекшим кровью.
Стало быть, кража здесь была ни при чем. Все обстояло гораздо хуже. Мишенью был я сам. Так что мне пришлось признаться себе в очевидном: поджигатель узнал, что я иду по его следу, выследил меня и теперь угрожал.
