Мне страшно
Боюсь не справиться
Чувствую, что мне будет стыдно, если опять провалюсь
– Погодите секунду, – вмешалась Анна.
Я поднял глаза:
– Да?
Она уставилась на меня своими голубыми глазами, которые выглядели нереально ярко на фоне коричневатой палитры леса.
– Если вам стыдно потерпеть неудачу, значит вы будете гордиться собой, когда все получится?
– Ну… это же нормально, разве нет?
Она улыбнулась и окинула взглядом окружающий ландшафт.
– Вы видите цветок, вон там, он едва выглядывает из опавших листьев? – спросила она, указывая пальцем на лесной цветок, немного похожий на нарцисс.
– Да.
– Вам удалось разглядеть, какого он цвета?
– Конечно.
– Вы гордитесь этим?
Я пожал плечами:
– С чего бы?
– А если, подойдя поближе, вы бы поняли, что цветок вовсе не того цвета, как вам показалось, вам стало бы стыдно?
– Куда вы клоните?
– В предвидении все происходит примерно так же: нельзя гордиться тем, что получилось, как и стыдиться провала. Это просто естественная способность, сродни зрению или обонянию. У вас возникли трудности, поскольку вы пока не умеете ею пользоваться. Но предвидение работает точно так же, как и все остальное: если вы будете делать гимнастику для глаз, то разовьете остроту зрения, ведь так?
Я нехотя согласился, чувствуя себя несколько униженным. Мое самолюбие пострадало, но в то же время слова Анны освободили меня от тяжкой ноши, которую я сам на себя неосознанно взвалил.
Мы начали сеанс. Анна сообщила мне координаты, я нарисовал идеограмму, изучил ее, простучал кончиком маркера, затем приступил ко второй фазе и дал словесное описание того, что пришло мне в голову.
В какой-то момент предо мной предстал четкий образ.
– Я очень ясно вижу Эмпайр-стейт-билдинг.
– И это…
– Знаю, моя интерпретация… – буркнул я.
Я сделал пометку о ней на листе и двинулся дальше.
Сорок минут спустя я написал резюме и пометил время окончания сеанса.
Цель включает в себя пейзаж, сооружение розового и серого цвета, и я постоянно вижу цифру четыре и справа от нее единицу, а еще там есть зеленое.
Анна молча посмотрела на меня, затем схватила свой телефон и включила его.
– Гленн, это Анна. Возможно, у нас что-то есть…
Через три минуты разговор закончился.
– Они начнут поиски, – сказала она, – среди всех финансовых компаний страны и попробуют найти розово-серое здание, адрес которого включает сорок один.
– Финансовые компании?
– Команда Роберта обнаружила, что в обеих атакованных башнях размещались финансовые конторы, тогда как другие компании в этих зданиях не имели ничего общего друг с другом.
– Понятно.
– Теперь нам остается только ждать.
Мы решили вернуться в лабораторию, чтобы поскучать в тепле. Погода разъяснилась. Голубое небо мелькало тут и там среди белых лохмотьев тумана в верхушках деревьев.
Вдруг я заметил сарыча, сидевшего высоко на ветке. Мне почудилось, будто он смотрит на меня, удивленный тем, что из-за рассеявшегося тумана оказался у всех на виду. В этот миг я испытал чувство дежавю, от которого мне стало не по себе.
Я порылся в памяти, пытаясь обнаружить, в каком месте и при каких обстоятельствах я мог встретить эту хищную птицу, наблюдавшую за мной с верхушки дерева. И ясно осознал: со мной не было ничего подобного. Я просто это придумал, визуализировал, когда писал один из моих романов, шестой или седьмой. Визуализировал образ точно такой же птицы и точно такого же дерева. Только в моей книге их увидел сыщик, который зашел в тупик в ходе расследования преступления. В какой-то момент он оказался в лесу, окутанном туманом, как вдруг, стоило только ему обнаружить ниточку, ведущую к решению дела, туман рассеялся и он заметил сарыча на вершине дерева.
Вернувшись в лабораторию, мы снова заварили кофе.
Я был словно в лихорадке, то и дело спрашивая себя, совпали ли сведения, переданные Анной ФБР, с каким-нибудь реальным местом. Я продолжал сомневаться, но все же надеялся, что произойдет чудо. Сказать по правде, я только этого и ждал!
Время тянулось медленно немилосердно.
Мы расслабились, немного отдохнули, поболтали о том о сем, затем вернулись к теме, которую Анна затронула ранее: к гордости, которую мы испытываем в результате наших действий.
– Согласитесь, – сказал я ей, – нет ничего плохого в том, чтобы гордиться тем, что ты сделал. Гордость также помогает обрести уверенность в себе. В этом нуждаются очень многие…
– Да, конечно. Но, видите ли, если взглянуть на данный вопрос отвлеченно, действительно ли правильно гордиться тем, что тебе удалось что-то сделать? Когда у тебя что-то получается, это значит, что все работает как надо. Это нормально, когда получается то, для чего ты создан. Это, скорее, должно делать тебя счастливым, нежели гордым.
– Вы правда считаете, будто мы созданы для того, чтобы осуществить в жизни то или иное предназначение?
– У меня есть склонность думать, что мы приходим в этот мир с некой миссией, определенной ролью. Каждый из нас. И что в каждом из нас есть талант, позволяющий исполнить эту роль.
– Если посмотреть по сторонам, это не бросается в глаза.
– Потому что большинство людей не осознают в себе ничего подобного. У них есть таланты, о которых они даже не подозревают. Их разум находится в тумане коловращения мира, СМИ, рекламы… Если бы они хорошенько прислушались к тому, что идет из самой глубины их существа, они осознали бы собственное призвание и обнаружили бы, что обладают всеми необходимыми ресурсами, чтобы осуществить его.
– Не уверен, что все способны реализовать свои мечты…
– Но никто не мечтает об одном и том же! Мы все разные! Одни сильнее физически, другие – более чувствительны, третьи умнее, четвертые общительнее… У каждого из нас своя сила и свои слабости.
– Все же у некоторых больше таланта, чем у остальных… Они выбиваются из ряда вон. Когда я читаю тексты Хемингуэя или Стейнбека, я говорю себе, что мне никогда не получить Нобелевскую премию за мои детективы…
Анна поморщилась:
– Те, кто особенно одарен в одной области, могут никуда не годиться в другой, но вы об этом не знаете либо не обращаете на это внимания. Из-за плохой памяти Эйнштейн был неспособен выучить ни один иностранный язык. Великий физик Исаак Ньютон не справился, когда ему доверили управление семейной фермой. Есть и другие блестящие личности, которые, например, совершенно не умеют любить и даже просто испытывать какие бы то ни было теплые чувства по отношению к собственным детям… Стоит ли им завидовать? И это не говоря уже о том, что часть из них «выбивается из ряда вон», если пользоваться вашими словами, потому что нарциссическая травма заставляет их предпринимать нечеловеческие усилия ради того, чтобы блистать и таким образом залечить свою рану, но это тщетная и бесконечная гонка, которая делает их несчастными… Нет, я вас уверяю, тут решительно нечему завидовать.
