– Я не передумал, – пожал плечами Георгий. – Трудно мне, что ли, старушку перевезти? Но я так понимаю, ты хочешь, чтобы я тебе и дальше помогал?
– «Помогал» – не то слово. – Федька неожиданно посмотрел на Георгия просительно, почти умоляюще. – Я на пару с тобой хочу работать, понимаешь? Ну, за сегодняшнюю работу просто получишь сколько скажешь, а потом…
– Но я же не умею этого ничего, Федот! – Георгий остановился прямо посреди Большой Садовой улицы, по которой они шли от метро. – Документы, варианты… Я даже не представляю, как ты это освоил!
– Жора, бумаги – это только бумаги, не больше. Освоишь, дело нехитрое, – без улыбки глядя на Георгия, сказал Казенав. – А вот люди… Я пока десяток этих соседей обвариантил – думал, в дурку свезут только так. Да и ясно же, что повезло мне просто. Ну, как в казино новичкам везет или на ипподроме. Нет, один много не наработаешь. А кого мне в компаньоны брать? Фирмач, на которого я работал, в жизни мне не простит, что я у него сибиряка этого увел из-под носа… Да и вообще, насмотрелся я на этих маклеров. Мужики либо пройды такие, что пробу ставить негде, либо неудачники с покойной оборонки, с такими только свяжись. Бабы – стервы прожженные, ну, знаешь, из московских московские. А если какая порядочная попадется, то она и сама работать может, на хрена ей компаньон с улицы? А на тебя люди положительно реагируют, – улыбнулся он. – И сообразительный ты, и не кинешь, надеюсь. Сработаемся! – Он помолчал, глядя на Георгия с той же непривычной серьезностью, потом спросил: – Ну, что решил?
– Да в себя не могу прийти, – улыбнулся Георгий. – Ладно, пошли пока к старушке, там видно будет.
В подъезде, по-старомосковски просторном и по-советски грязном, Федька придержал Георгия за плечо и сказал:
– Погоди, деньги я тебе лучше здесь отдам.
– Да не надо… – смущенно пробормотал Георгий. – За что деньги?
– Во-первых, не «за что», а «на что», – объяснил Федька. – Как ты ее перевозить собираешься? Машина нужна, грузчики. У нее же барахла небось за всю жизнь накопилось как грязи. Так что целку из себя не строй, бери. И ключ держи от новой ее хаты. А за труды потом, – подмигнул он. – Да и отметим по-людски, поляну накрою, за мной не заржавеет.
Квартиру Казенав открыл своим ключом, снова объяснив:
– Чего старушку гонять? Там коридор на полкилометра.
Коридор, начинавшийся в большой облезлой прихожей и заканчивавшийся в огромной полутемной кухне, и в самом деле был длинный, темный и гулкий. В него выходило множество дверей, но за каждой из них стояла гробовая тишина, и от этого Георгию стало не по себе.
«Как тут жить будет этот сибиряк? – подумал он. – И зачем?»
Федька постучал в самую дальнюю комнату и сразу распахнул дверь.
– Здравствуйте, Элиза Карловна! – бодро сказал он с порога. – Ну вот, я же обещал, что порешаем проблемку! Можете собираться, сегодня и переедете. Вот, молодой человек вам поможет.
Подготовленный мрачным видом прихожей и коридора, Георгий ожидал увидеть жуткую берлогу, хозяйкой которой он мгновенно представил парализованную старуху. Но, к его удивлению, комната оказалась просторной, светлой, и даже пахло в ней как-то не по-старчески: немного пылью и немного духами какими-то, что ли. Хозяйку он увидел не сразу – сначала услышал ее голос:
– Здравствуйте, Феденька. Я очень вам признательна. И вы действительно всегда делаете то, что обещаете, это редкое качество в молодом человеке. Элиза Карловна Кнебель.
Тут Георгий сообразил, что последние слова обращены к нему, и наконец увидел хозяйку, которая до этого словно сливалась с выцветшими до белизны обоями. Теперь старушка поднялась из кресла, накрытого чем-то вроде шали в цветах и птицах.
– Георгий Турчин, очень приятно, – сказал он.
И тут же сам себе удивился: он почему-то почувствовал смущение и скованность, хотя для этого не было совершенно никаких причин.
– Ну вот и познакомились! – Веселый Федькин голос разрушил эту странную неловкость. – Вы, Элиза Карловна, командуйте, не стесняйтесь. Жорик парень крепкий, понятливый, в ноль секунд вещички соберет. А я побежал – документы, сами понимаете. Счастливо вам там на новом месте!
Только когда Федька уже выскочил из комнаты, Георгий сообразил, что не спросил у него самой простой вещи: а дочка-то разве не примет участия в сборах? Или зять, или внуки, или кто там еще есть из родственников? Ему показалась невозможной и дикой сама мысль о том, что совершенно чужой человек вдруг, ни с того ни с сего, разрушит то, что создавалось в этой комнате годами и десятилетиями…
Он взглянул на Элизу Карловну, по-прежнему неподвижно стоящую рядом с креслом, но почему-то не решился спросить ее об этом. Она смотрела прямо на него, глаза у нее были совсем светлые, как будто тоже выцветшие.
– У вас красивое имя, Георгий, – неожиданно сказала она. – А как зовет вас мама?
– Егором, – почувствовав, как почему-то сжимается горло, ответил он.
– Да, ведь это самый естественный уменьшительно-ласкательный вариант, – улыбнулась Элиза Карловна. – Знаете, я когда-то мечтала так назвать сына. – В ее голосе прозвучали доверительные интонации, от которых Георгию захотелось провалиться сквозь скрипучий паркетный пол. – И думала, что буду звать его именно Егором, потому что, согласитесь, Георгий – это немного торжественнее, чем предполагает повседневная жизнь. И Марина Цветаева ведь тоже назвала сына Георгием. Вероятно, это имя связано с какой-то наивной женской мечтой о мужественности… Вы не против, если я буду обращаться к вам уменьшительно? – спросила она. – Ведь вы много моложе меня, и в этом не будет фамильярности.
В ее тихом голосе послышались извиняющиеся интонации, и Георгий почувствовал то, что чувствовал только один раз в жизни, в семь лет, когда нарочно попал футбольным мячом в облезлую кошку соседки-учительницы, но старушка не заругалась, а заплакала.
– Конечно, пожалуйста… – пробормотал он, отводя глаза и сглатывая острый комок, стоящий в горле.
– Спасибо. Егор, вы можете приступить к сборам, – тем же извиняющимся тоном сказала она. – Мне не хотелось бы вас задерживать.
– Но… Может быть, кто-то еще придет? – наконец решился спросить он. – Кто-то из ваших…
– Я думаю, нам не стоит никого ждать, – улыбнулась Элиза Карловна. – Ирочка – это моя дочь – работает. Николай, ее муж… Он тоже занят, вероятно. Я сама постараюсь вам помочь, насколько сумею.
Чтобы не смотреть в ее глаза, Георгий обвел взглядом комнату. Ощущение чистоты и тишины, которое возникло у него сразу, только подтверждалось. Хоть Федька и говорил о накопленном барахле, ничего подобного в комнате не просматривалось. Мебели было совсем мало – стоящая в неглубоком алькове кровать с деревянной спинкой, кресло, накрытое шалью, книжный стеллаж, небольшой круглый стол. О том, что в этой комнате прожита долгая жизнь, напоминал только узкий прямоугольный столик у стены да невысокая этажерка: и то и другое было уставлено фотографиями в рамочках, шкатулками, фарфоровыми фигурками и еще какими-то безделушками.
