– Но я… – заговорил Сергей куда-то.
– Быстро давай.
Это был голос Агеева. Наверно он за нами наблюдал через камеры или еще как-то. В любом случае я была рада отсрочке. А вот Антон, кажется, не очень. Он сам стал трястись не хуже меня, увидев на своих пальцах кровь. Провел еще раз мне по ладони, а потом размазал на внутренней стороне бедра, погладив через трусики.
– Какая сладкая девочка. Маленькая, целенькая, – ворковал он, не сводя глаз с кровавых разводов.
Я моментально прекратила дрожать.
– Позвольте послужить вам, Хозяин, – проговорила я, глядя на его пальцы и прогоняя прочь панику.
У меня был шанс. Я обязана была его использовать. Другой вряд ли представится.
– Хочешь послужить, девонька? А сможешь? – Он провел рукой по моим губам, пачкая их кровью.
– Я буду очень стараться, сэр. Позвольте раздеться для вас.
Я вспомнила, как Кир однажды рассказывал, что у Антона конкретный фут фетиш. Ему должны понравится мои ноги.
– Ножки ноют от сапог.
Я захныкала, изображая маленькую девочку.
Антон взглянул на Салманова, на меня. Я закусила губу и постаралась принять зашугано-невинный вид. Похоже, Богомол решал, сможет ли справиться со мной, если что. Я чуть поерзала и простонала, чуть всхлипнула.
Он потер пах и снял веревки с моих рук через минуту.
– Без фокусов девочка. Давай погладь себя, медленно, а потом снимай сапожки.
Я осталась стоять на коленях, исполняя его приказ. Кровь, кажется, остановилась, но ее все равно было много. Я касалась груди, живота, размазывала алую влагу по бедрам, чуть морщась от боли пореза.
– Больно, детонька? – спросил Антон.
Он стоял надо мной и надрачивал, словно завтра конец света. Я старалась не смотреть на член, боялась, стошнит.
Вместо ответа я снова захныкала. Больной ублюдок, кажется, любил это особенно.
– Снимай сапожки, крошечная. Мееедленно.
Я решила начать с левого. Антон присел ко мне и гладил грудь, пока я тянула молнию, стягивала сапог вместе с чулком.
– О, да, кисонька. Боже, какие пальчики у тебя на ножках.
Он понюхал сапог, вынул чулок и пососал его, отбросил в сторону, встал снова, продолжая онанировать.
– Второй, – приказал он.
Я медленно потянула молнию вниз. Ножницы скользнули мне в руку. Секунды превратились в вечность. Я словно в замедленной съемке ощущала металл и перекладывала ножницы удобнее, одновременно раскрывая. Резкий короткий замах, и вой Антона, которому я всадила острие в голень.
А потом все стало так быстро. Богомол упал на пол и скулил, пытаясь дотянуться до раны. Я рванула к Киру, но тут же вернулась к Антону. Сука, ножницы! Вытащив их из него, я схватила сапог и повторила удар по кровавой отметине на брюках только шпилькой. Антон схватил меня за ногу, рыча как гиена. Я сжала кулак и трижды ударила ему в нос. Он отпустил. Встав, пнула в пах, подняла ножницы, которые выронила, и поспешила к Киру.
– Дарина, мать твою! Ты что творишь?
– Спасаю твою задницу. – Я неуместно хихикнула, оценив свой дебильный юмор. Не могла не добавить: – Во всех смыслах.
Отрезав веревки не без труда, я едва не упала, потому что Кир осел на меня кулем, не сразу нашел равновесие. Слава богу, он устоял, и мы поспешили к двери. Но едва вышли, то услышали выстрелы и крик:
– Всем лечь на пол, руки на голову.
Автоматная очередь оглушила, сработав лучшим аргументом. Я упала на пол, Кир рядом. Он привлек меня к себе, закрывая своим телом. Я попыталась сопротивляться, но, наконец, сознание милостиво врубило перезагрузки. Мир исчез для меня во второй раз за сегодня.
Глава 19. Все, что мы не знали
Рин
Второй раз за день я очнулась намного комфортнее. В постели, на мягких простынях, под тёплым одеялом, без головной боли и ноющих от веревок запястий. Вспомнив, о веревках и темной грязной игровой, я подскочила.
– Тише, тише, Дарин, не делай резких движений.
Я повернула голову все равно резко, и увидела Андрея. Он встал с кресла, подошел ко мне, присел на край кровати. Мы были в незнакомой спальне, и мне впору было снова паниковать, но Разгуляев источал какую-то добрую и надежную ауру, отчего я не чувствовала тревоги, лишь беспокойство от неведения.
– Где я? Где Кирилл? – выпалила я тут же.
– Все хорошо. Ты в безопасности. Это мой дом. Кирилл тоже тут. Он весь день с тобой сидел, пошел поговорить с врачом Николая и заснул.
– Как он? Как Коля?
– У Коли сотрясение, но не опасное. Его доставили в больницу, он уже пришел в себя, просто нужен покой несколько дней. Череп у этого мужика, что надо. Не переживай, Дарин.
– Дарина? – переспросила я, понимая, что Андрей меня так никогда не называл.
Прежде, чем я превратилась в Рин и начала изображать недоумения, он улыбнулся и объяснил:
– Я знаю, что ты Дарина Шевцова. Всегда знал. Так уж вышло, что за тобой наблюдал не только Агеев, но и я тоже.
– З-зачем?
У меня пересохло горло, и я закашлялась. Андрей встал и налил в стакан воды, подал мне. Что если за обманчивым дружелюбием Разгуляев скрывал что-то еще более жуткое? Хотя куда уже? Я снова вспомнила темный подвал, холодный пол, глаза мужчин, руки Богомола, кровь…
– Ты была с Кириллом на приеме в новый год. Я видел вас и запомнил тебя.
Я моргнула, заставляя себя сосредоточиться на словах Андрея, а чтобы руки не дрожали изо всех сил стиснула стакан.
– Почему? Я совсем ничего не понимаю, Андрей. Зачем я вам всем понадобилась?
– За тем, что Салманов в тебя влюблен, Дарин. Люди, которые его хоть немного знают, не могли это не заметить. Он стал уязвим. До этого у Кирилла не было веского повода прижать Агеева, он не угрожал ему лично, а после тебя и твоего брата пришлось.
– Я все еще не понимаю, при чем тут ты?
– Агеев убил моих родителей, Дарин.
Я не сдержала вскрика. Стакан выскользнул из моих рук, упал на одеяло. Андрей забрал его и вернул на тумбу у кровати.
– Может быть, ты отдохнешь? Давай я позову Кира. Он так ждал твоего пробуждения, очень волновался.
– Нет-нет, пусть сам отдохнет. Ты лучше расскажи. Я хочу все знать. Не могу уже в этой неизвестности.
– Ладно. – Андрей кивнул сам себе и продолжил. – Мой отец был в правлении одной очень перспективной компании. К нему пришли люди Агеева, потребовали часть от прибыли. Он не стал делиться, начался прессинг… В общем, все закончилось катастрофой. Мы ехали на дачу в Малаховку. Мне было десять. Машину расстреляли и спустили под откос. Я выжил. Отца и мать застрелили контрольными, меня не тронули. Очень зря.