Жаль только, что не сам решил за нами присматривать…
Тьфу! Почему я вообще думаю об этом?!
Между тем, Тони как будто читает мои мысли:
– У него важная операция, так что сам он не сможет.
Я даже вздрагиваю, а потом растерянно киваю:
– Ясно… Речь о том самом борделе с наркотиками?
– А ты откуда об этом знаешь? – искренне удивляется Тони.
– Он сам мне рассказал, – я пожимаю плечами.
– Вот оно что… Похоже, он и вправду… – мужчина заминается.
– Что? – переспрашиваю я, нахмурившись.
– Ничего, – Тони качает головой.
– Если начал – договаривай, – настаиваю я, но это не срабатывает. Мужчина просто переводит разговор на другую тему:
– Вечером я отвезу вас с Натали в ресторан на своем автомобиле, а затем буду наблюдать за вами из бара. Если что-то пойдет не так – подайте знак.
– Ладно, – я киваю, успокаивая себя тем, что раз уж рядом будет Тони – вряд ли произойдет что-то дурное.
Зачем я вообще согласилась идти в этот чертов ресторан?
Хороший вопрос.
Конечно, в этом есть доля любопытства: выйти за пределы усадьбы, посмотреть, как тут все устроено, просто полюбоваться красивой страной…
Жаль только, что практически все время придется быть в никабе.
Вообще, для туристов дресс-код в Арабских Эмиратах не такой строгий, достаточно обычной закрытой одежды. Но Натали не просто так носит традиционные для мусульманства одежды и прячет лицо. Она достаточно умна и опытна, и я во всем собираюсь следовать ее примеру.
Во-первых, эта одежда как бы делает ее местной, представительницей религии. На таких женщин не нападут, не попытаются продать в сексуальное рабство. Проходя мимо, даже самый отъявленный бандит, если он мусульманин, увидит в ней свою мать, сестру, жену или дочь.
Во-вторых, это отличная маскировка. Меня – а когда-то и Натали, – фотографировали, пока мы были в рабстве. Наше лицо может показаться знакомым какому-нибудь мужчине, и тогда нас могут попытаться вернуть в бордель. Ни мне, ни Натали это не нужно, поэтому – никаб и еще раз никаб.
Но любопытство – не единственная и не главная моя цель.
На самом деле, мне просто чертовски хочется выбесить Грэя. Заставить его обратить на меня внимание.
Ну а еще… еще мне интересно пообщаться с Натали. Неужели она правда такая стерва? Или в ней все-таки есть что-то человеческое? При личном контакте это наверняка быстро станет понятно.
Наступает вечер, и Тони действительно отвозит нас с Натали в ресторан. Моя спутница явно недовольна сопровождением – но смирилась с этим. Когда мы добираемся до места и устраиваемся за столиком в самом углу зала, Натали, оглядевшись, позволяет открыть лица. Я послушно снимаю лоскут ткани с лица и тоже озираюсь. После того, как тебя продали в сексуальное рабство и чуть было не изнасиловали толпой, начинаешь бояться всего на свете… Тем временем, Натали делает за нас обеих заказ и, неожиданно взяв меня за запястье, говорит шепотом:
– Мне нужна твоя помощь. Я хочу сбежать.
Я смотрю на нее ошалевшим взглядом, совершенно не понимая, о чем речь, а потом тупо переспрашиваю:
– Что, прости?
– Я хочу вернуться в Россию, – явно раздраженным голосом объясняет Натали, но я по-прежнему смотрю на нее с нескрываемым удивлением:
– А я тут при чем, блин?! – спрашиваю несдержанным тоном и, тут же смутившись, немного смягчаю голос: – Прости, я совсем не хотела тебя обидеть, просто… Это так странно. Ты ведь живешь в доме с тремя наемниками, работающими в данный момент на российскую комиссию по борьбе с торговлей людьми, и это именно они спасли тебя, когда ты едва не попала в бордель, так разве они не могли отправить тебя в Россию?!
– Тогда могли, – Натали фыркает и закатывает глаза с таким видом, словно я несу полный бред и выставляю себя какой-то идиоткой. Мне аж неловко становится, хотя мои вопросы все еще кажутся мне вполне логичными и закономерными… Но, быть может, я чего-то не знаю и не понимаю?
Тем временем, Натали продолжает объяснять:
– Но все это было полтора года назад – я тогда решила остаться жить здесь. И мне приходило официальное предупреждение от комиссии: мол, вам опасно оставаться в Арабских Эмиратах, мы должны немедленно вернуть вас на родину… А я послала их к черту, и после этого они сказали, что снимают с себя ответственность за мою дальнейшую безопасность и судьбу. То же самое сказали и Илья Азаров, который представляет комиссию в Эмиратах, и Грэй. Так что комиссия не станет впрягаться за меня снова, не станет посылать за мной служебный самолет… Неужели это так сложно понять?!
– Вообще-то, сложно, – морщусь я. – Откуда мне знать детали?!
– Ну, теперь ты знаешь, – отмахивается девушка.
В этот момент к нашему столику подходит официант, и диалог естественным образом на время прерывается.
– Спасибо, – дежурно улыбается Натали, пока молодой парень арабской внешности расставляет по нашему столику блюда и приборы. Он двигается быстро, при этом совершенно бесшумно и изящно.
– Приятного аппетита, – отвечает он такой же улыбкой, произнося слова на безупречном английском.
Наконец он уходит, и тогда я спрашиваю свою собеседницу:
– А почему ты не можешь сесть на обычный гражданский рейс?
– Ты больная?! – у Натали аж лицо перекашивается, а я снова чувствую себя идиоткой:
– Да что опять не так?! Объясни мне! – требую я возмущенно. – Разве ты не можешь просто сесть на самолет в никабе?!
– Ты правда не понимаешь, насколько мощное влияние в стране у работорговцев и хозяев борделей? – Натали опять закатывает глаза.
Я немного заминаюсь, но в конце концов качаю головой:
– Видимо, нет.
– У них везде есть глаза и уши, во всех сферах, – говорит девушка шепотом и невольно оглядывается, словно ожидает, что работорговцы могут выскочить откуда-нибудь прямо сейчас. – Мне нельзя попадать в больницу и в полицию. Нельзя покупать билеты на поезда и самолеты. Потому что везде, где нужно регистрироваться, показывать паспорт или лицо, – я рискую быть пойманной. И ты тоже, между прочим, – указывает она на меня пальцем. – Думаешь, Грэй из банального самодурства не хотел тебя из усадьбы выпускать? Не-е-ет, – протягивает девушка. – Это реально очень опасно…
– Я не знала, – выдыхаю, чувствуя при этом невольное напряжение во всем теле. – Не знала, что все настолько серьезно.
– Если ты сбежала из борделя или тебя вытащили – за тобой тут же начинается охота. Каждая девчонка – это немалые деньги. Да и кому надо, чтобы потом она сдала международным организациям по борьбе с торговлей людьми чьи-нибудь морды, явки и пароли? Мало ли, что она там успела увидеть и узнать, пока ее перепродавали из рук в руки и трахали во все дыры? Нас с тобой не успели трахнуть – но охота все равно идет, я точно знаю.
