Однако очень скоро выяснилось, что банки и фирмы, обычно спонсировавшие спасателей Красного Креста, на этот раз держатся настороженно.
– Это, ребята, уже политика, – говорили всюду. – Одно дело на землетрясение вам давать, это мы пожалуйста, сами знаете. А другое – лезть, когда большие бабки отмываются. Мало ли кто как поймет…
Годунов ходил злой, нервный, и Гринев видел, что каждый день, потраченный на бесплодные поиски, письма, факсы и встречи, Борька воспринимает как личную потерю. Да и у всего отряда настроение из-за этого было напряженное. Можно сидеть на чемоданах день, два, пять, но уже через неделю это состояние начинает тяготить, а через месяц делается невыносимым.
Наверное, из-за этого Юра не рассказывал о своих ближайших планах Жене. Зачем говорить заранее, когда неизвестно еще, смогут ли они уехать? Все связанное с чеченской войной с самого начала отдавало такой грязью, было полно такой торопливой, такой жадной неразберихи, что пробиться через все это начинало казаться невозможным.
Да Женя и занята была в это время. Слова ее отца и президента телекомпании «ЛОТ» о прожиточном минимуме звезд исполнялись с завидной неукоснительностью: сразу после Нового года Женя сообщила, что ей покупают квартиру.
Она сказала об этом однажды вечером, сидя в ореховом креслице с какой-то книжкой в руках.
– Юра! – позвала Женя.
Юра как раз заканчивал свои абхазские записи и торопился их закончить, поскорее поставить последнюю точку.
– Что? – откликнулся он, не оборачиваясь.
– Юра! – повторила она. – Да посмотри же ты на меня, пожалуйста!
– Смотрю.
Юра обернулся. Женя положила книгу на рукодельный столик и смотрела на него каким-то странным взглядом. Он пригляделся, узнал самый зачитанный том из дедовского толстовского собрания – «Война и мир». Женя вообще любила книги долгие и в живой простоте своей увлекательные. То Диккенса читала по-английски, то «Трилогию желания» Драйзера, то «Сагу о Форсайтах»… Юра любил короткие, озаренные сполохами страсти, бунинские рассказы и всегда поддразнивал ее за основательность.
– Что случилось? – спросил он.
– А тебя интересует только, не случилось ли чего? – усмехнулась Женя. – Ничего не случилось. Ярик Черенок квартиру получил.
– Кто такой Ярик Черенок? – поинтересовался Юра. – И при чем я к его квартире?
– Ярик Черенок у нас работает, – спокойно ответила Женя. – Я тебе о нем говорила. Мы с ним первые были в очереди на квартиру. Он получил.
– А ты? – совсем уж глупо переспросил Юра.
– А теперь должна получить я. И это должно решиться в ближайшее время.
Юра понятия не имел о таких подробностях и почувствовал, что ему почему-то неприятно это неожиданное известие. Может быть, просто потому, что он услышал об этом впервые? Хотя что в этом плохого? Должна получить квартиру, решается вопрос, сообщает мужу…
– Хорошо, – пожал он плечами. – И когда это должно решиться?
– В ближайшее время, – повторила Женя. – Уже решилось бы, если бы…
– Если бы что? – Наконец он уловил напряженные интонации в ее голосе. – Ты почему недоговариваешь, Женя?
– Потому что неизвестно, сколько человек будет в этой квартире жить, – помолчав, ответила она. – Я не хотела заводить этот разговор…
– Но завела ведь, – усмехнулся он. – Так что же от меня требуется?
– Зачем ты так со мной разговариваешь, Юра? – Ее голос дрогнул. – Я вообще ни о какой квартире не просила, но раз уж… В общем, мне сказали, что надо решить, замужем я или нет.
– Ну, и что ты решила? – спросил он, не глядя на нее.
– Я решила спросить об этом тебя.
Молчание повисло в комнате.
Никогда она не спрашивала его об этом. Да и теперь, он понимал, Женин вопрос значит ровно то, что значит: от официального состава ее семьи зависит метраж, и ничего более, никакого подтекста. Юра мало знал людей, настолько спокойно относящихся к условностям, как она; разве что его рыжая сестрица. Поэтому трудно было представить, чтобы Женя стала говорить с ним таким напряженным тоном, смотреть такими странными глазами из-за того, что называют неопределенностью семейного положения. Но она именно так говорила и именно так смотрела на него сейчас, и Юра растерялся под ее взглядом.
– Я полечу на Сахалин, Женя, – сказал он, отводя глаза. – Только попозже, ладно? По работе пока не получается.
«И денег нет, – мелькнуло в голове. – Тысяча долларов билет».
– Разве я об этом… – проговорила она и спросила тем же непонятным тоном: – А почему не получается по работе?
И вдруг, когда Женя еще договаривала свой вопрос, он подумал: а зачем, собственно, ей нужна эта квартира, кто будет там жить? Нет, конечно, жилплощадь лишней не бывает – и все-таки? Почему она не скажет ему: пусть будет на всякий случай, сдадим, продадим, обменяем, да мало ли что еще! Но она говорит не эти обыкновенные слова о лишней жилплощади, а какие-то другие, и говорит таким странным, таким не своим тоном…
– По работе не получается потому, что не все зависит от моих желаний, – коротко ответил Юра. – Как только будет возможность, я слетаю на Сахалин и оформлю развод. Но, извини, не в ближайшее время. Можно послать документы почтой, но, по-моему, это будет еще дольше. Если ты торопишься…
– Я никуда не тороплюсь, – резко ответила она и поднялась из кресла тем быстрым и свободным движением, которым поднималась всегда и которое он так любил. – И вообще, я не собираюсь тебя обременять своими проблемами. Можешь забыть об этой квартире.
– Забуду, – так же резко ответил Юра – уже ей в спину.
Женя вышла из комнаты, зашумела вода в ванной.
Что значила эта странная полуссора, он не понял. Но осадок в душе остался, а душа и без того была сейчас тяжела.
– Все-таки я думал, наши дадут. – Борис ткнул окурком в пепельницу так, как будто хотел прожечь ее насквозь. – Нет, я понимаю, чего боятся. Узнают, кто на Чечню деньги давал, слух пойдет – то ли он украл, то ли у него украли, да не бывает, мол, дыма без огня… А все равно – могли бы дать, все ж на виду, по списку, не на гранатометы просим! Ладно, опять будем у иностранцев клянчить. – Годунов посмотрел в окно своей тесной командирской комнатки, проговорил с горечью: – Время, время-то идет, телевизор хоть не включай! Ты, Юр, по-английски как вообще? – ни с того ни с сего спросил он.
– Переводчиком меня хочешь взять клянчить? – улыбнулся Гринев. – Ну, вспомню школьные годы, если очень понадобится. Мне, знаешь, сестра говорила: после хорошей спецшколы язык не забудешь, даже если пятнадцать лет потом слова вымолвить не придется. Она в немецкой училась, я в английской.
– Глянь тогда, что нам тут пишут, – кивнул Борис, доставая из ящика стола распечатанный конверт. – Ты подпись, подпись посмотри! Помнишь, кто это?
