Женя протянула было руку, чтобы взять у него фляжку, и тут же вскрикнула.
– Да, плечо! – вспомнил Юра. – Ты же говорила. Давай-ка свитер сними с руки, я посмотрю. А ты пей пока. Залпом пей, залпом.
Сморщившись, Женя стянула свитер с правого плеча, взяла фляжку левой рукой, глотнула коньяк, далеко закинув голову. Юра тем временем ощупывал ее плечо. Впрочем, ощупывать долго было незачем: плечо она вывихнула, но, к счастью, не сильно.
– О-ой, ма-ама! – вскрикнула Женя, когда он дернул ее руку, вправляя вывихнутый сустав. – Бо-ольно! Слезы непроизвольно брызнули у нее из глаз прямо ему в лицо. Юра почувствовал у себя на щеках ее слезы и засмеялся.
– Женечка, да ведь нам с тобой везет гораздо больше, чем утопленникам! – сказал он. – Мы приносим друг другу пользу.
– Особенно я тебе, – всхлипывая и морщась от боли, сказала Женя. – Ой, больно как! Я что, руку сломала?
– Не сломала, не сломала, – успокоил он. – Сейчас выпьешь и все пройдет.
– Да ты, я смотрю, алкоголик, – сквозь слезы улыбнулась Женя. – От всего у тебя один рецепт.
– И растереться надо хоть немного, – сказал Юра. – Заболеешь – что я с тобой буду делать?
– Ноги коньяком растирать? – поразилась Женя.
– Ну, я же все-таки не Мышлаевский, – усмехнулся он. – Выдержу как-нибудь такое кощунство.
– Однако и не Лариосик, – заметила Женя. – Ладно, давай разотрусь, только самую капельку.
Пока она под курткой растирала ноги и живот, по капельке выливая на ладонь коньяк, Юра натянул спасательские брюки-комбинезон.
– Ты куда? – насторожилась Женя. – Я с тобой пойду!
– Нет, – сказал он. – Теперь не пойдешь. Куда тебе идти, здесь лучше всего пока что. Да я вернусь через полчаса, – успокоил он, заметив страх в ее глазах. – Огляжусь только, пока светло, а ты еще подсохнешь. Женечка, ну ты ведь даже прыгать не боялась! – напомнил он.
– Да-а, прыгать… – протянула она. – Прыгала-то я к тебе, вот и не боялась, а без тебя оставаться боюсь…
– Через полчаса вернусь, – повторил Юра. – Тебе бы подремать пока. Но ты за костром следи все-таки.
Оглядеться действительно надо было поскорее, до наступления темноты. Он даже знал, что именно хочет увидеть, что ему необходимо увидеть. Высокую скалу, похожую на пилу, между зубьями которой растут три прямых высоких дерева. Юре казалось, что именно эту скалу он видел с моря, и это надо было срочно проверить, потому что если так…
«Пила» была самым приметным ориентиром на берегу залива Мордвинова, самой лучшей привязкой к местности. Юра не раз видел ее с вертолета и знал, что находится она сравнительно недалеко от Южного.
Правда, знал он и то, что стоит «Пила» на краю сплошной тайги и добраться до нее без вертолета можно только морем… Но лучше все-таки понимать, где ты находишься, чем блуждать вслепую.
– Вот теперь уже вместе пойдем! – издалека крикнул Юра, почти бегом возвращаясь к костру.
Наверное, лицо у него сияло глупой улыбкой, потому что Женя сразу спросила:
– Что это с тобой? Встретил кого-то?
Костер не погас, лицо у нее совсем заалелось от близости огня и от выпитого коньяка, мелкие колечки на лбу высохли, и глаза сияли в полумраке как светлые звезды.
– Да кого здесь встретишь? Медведя разве что. – Заметив, что она испугалась, Юра добавил: – Встретить никого не встретил, а что хорошее, может, все-таки найдем. Летний стан здесь должен быть, Женя! – не сдержался он. – Рыбацкий стан, избушечка летняя! На карте обозначена. Так что одевайся скорее, через час темно будет, надо успеть. Это рядом где-то, совсем рядом, на опушке. Весь коньяк выпила? – поинтересовался он. – А то будет еще что отмечать, зря я говорил, что ли? Везет нам, Женечка, просто удивительно, как везет!
С той самой минуты, когда он увидел на карте этот рыбацкий стан, отмеченный прямо рядом с «Пилой», Юра окончательно убедился, что попал в ту стремительную струю, в которую человек не часто попадает в жизни.
Можно было назвать это состояние везением, удачей, но ему казалось, что оно называется как-то иначе. Это был тот сильный душевный подъем, который неизвестно от чего может произойти. Вообще-то он не обязательно должен сопровождаться еще каким-нибудь житейским везением: такой подъем сам по себе – удача, не так уж часто он бывает у человека… Но теперь Юра видел, что душевная собранность, живое напряжение сил, которое он чувствовал в себе, – совпадает и с внешним везением.
Они могли погибнуть, если бы трещина прошла прямо у них под ногами.
Могли погибнуть, если бы льдина оказалась слишком маленькой и перевернулась.
Могли носиться невесть где и невесть сколько по морю, пока не столкнулись бы с другой льдиной.
Прибрежный лед мог не выдержать их тяжести.
Их могло прибить к берегу в таком месте, где только глухая тайга да скалы подступают к самой воде.
Ничего этого не случилось, и теперь они с Женей шли вдоль кромки воды, обходя скалу «Пила», зубчатая вершина которой терялась в тумане; потом поднимались вверх – туда, где должен был находиться рыбацкий стан… И все это, Юра чувствовал, было прямым следствием того душевного подъема, который непонятно почему наступил сразу же, как только он перепрыгнул через расширяющуюся трещину и оказался рядом с Женей на льдине.
Поэтому он почти не обрадовался и уж точно ничуть не удивился, заметив в быстро сгущающихся сумерках то, что они искали: приземистую, в одно оконце, избушку на краю сплошной стены леса.
Юра заметил, что и Женя не удивилась, когда он остановился и сказал:
– Пришли…
Но причина ее безразличия была, скорее всего, в другом: она выглядела совсем измученной. И рука, конечно, болела, это Юра понимал, хотя Женя не жаловалась. Поэтому он не стал веселить ее, не стал шутить, что избушка, кажется, на курьих ножках, – а поскорее взял за левую руку, помогая взбираться по скалистому склону.
– Извини, Юра, мне что-то плохо… – пробормотала Женя.
Она села на снег, привалилась к бревенчатой стене, пока он плечом расшатывал тяжелую дверь, нырял в сырую тьму избушки.
Юра даже рассмотреть толком не успел, что там внутри. Увидел только железную бочку из-под солярки, от которой к крыше тянулась труба, в углу топчан, покрытый бамбуковыми стеблями…
– Иди сюда, Женя, скорее! – позвал он и тут же сам вышел к ней. – Ну-ка, поднимайся, вставай, Женечка… Все, теперь совсем все, да ты глянь только!
Юра помог ей войти в маленькую комнатку с низко нависшей крышей, усадил на бревенчатый топчан.
– Дворец, Женя! – радостно сказал он. – Погоди еще чуть-чуть, сейчас печку затопим, кровать лапником застелим, и ляжешь…
Но когда он вернулся с охапкой пихтовых веток, Женя уже спала, скрючившись на сырых бамбуковых стеблях, не сняв ни куртки, ни даже мокрых сапог.
