Сиад задумался.
– Хотите вы сказать, советник, что, отдав Антину мы завоюем без войны Дастгард?
– Дордонию! А если отпрыск будет нравом весь в отца, вы армию накопите к тому моменту.
Тронный зал был наполнен солнечными лучами, звуками, издаваемыми попугаями, перелетающими с лианы на лиану, нависшими под потолком, но только не голосами собеседников.
– Это решение не простое. На него способны лишь мудрые и дальновидные правители. В моих глазах вы тот и есть, Сиад.
Старший сын Торла Уйлетана ерзал в троне, к которому еще не привык и пыхтел от шквала ворвавшихся в его голову мыслей.
– Зовите писаря, – сказал он спустя некоторое время непростых размышлений.
Магистр Туамон в очередной раз поклонился и покинул тронный зал. Хоть владыка Творса и не дал определенного ответа, старик знал, что будь на его месте кто угодно, он бы не поступил вопреки этому предложению и здравому смыслу.
***
Тело юного принца Драго Уйлетана лежало на алтаре в самом центре храма Тоина и Клары. Двух Богов, что породили всех людей, по мнению творсийцев. Антина стояла, склонившись над телом брата и рыдала.
Двери в храм отворились, ознаменовав появление еще одного посетителя гулким грохотом, отразившимся от высоких голых стен и расписного потолка.
– Ты здесь сестра?
– Сиад? – казалось она не узнала голоса собственного брата и просто предположила, неуверенно обернувшись.
– Не бойся, – он положил свою руку ей на плечо. – Смерть отца и брата совсем выбила тебя из колеи…
– Чего ты хочешь?
– Ты груба.
– Прости. Я лишь хотела попрощаться с Драго.
– Я понимаю. Эвин прибыл в город. Я сообщить хотел тебе об этом.
– Эвин? Выходит, братья все уже вернулись?
– Все. Сегодня ужин во дворце. Прощаться будем с братом и память чтить отца.
– Я буду.
– Сейчас еще побыть ты хочешь с Драго?
– Да.
– Тогда я подожду тебя снаружи.
Император медленно заступал в сторону выхода, избегая взора богов, глядящих на него со стен.
– Есть дело у тебя? – остановила его Антина. – Меня не стоит ждать, если ты все сказал.
– Не все. Нам надо говорить, но ни у тела брата.
– Почему же? Может покойники способны слышать, но точно знаю я, что не способны говорить, – Антина положила свою ладонь на руку усопшего Драго Уйлетана.
– Ну хорошо, – молодой император вздохнул. – Рогара, короля Дордонии, ты помнишь? Завтра он прибудет в Творс.
– Война? – испугалась принцесса. – Опять? Мы сможем выстоять?
– Нет.
– Тогда мы все погибли?
– Тоже нет.
– Скажи, чего нам ждать?
– Есть шанс спастись.
– Какой же? Говори скорее, не томи.
– Должна ты выйти за него, Антина.
Принцесса не заметила, как сильно сжала руку мертвеца.
– Я знаю, это неожиданная новость, – подошел к сестре Сиад и опустил голову. – И я бы в жизни не просил тебя об этом. Просто…
– Я согласна.
– Что? – император опешил.
– Если это спасет нашу страну от разрушений, я согласна.
– Признаться… Я поражен. Не ожидал такой я прыти.
– Наш брат мертв, отец погиб в бою. Уж лучше умереть самой чем видеть дальше, как вокруг все гибнут. Ведь в такие моменты сам умирающий не чувствует эмоций и лишь те, что дорожили им, страдают от горя. Из двух зол, я выберу отдать себя в руки нашего заклятого врага, чем буду смотреть на то, как дальше умирают мои братья. Рогар едет за мной, все верно?
– Да. Сундук твой уже собран. По моему приказу.
– Быстро. Жаль только не спросил меня ты прежде.
– Я был сначала в гневе от идеи этой! Ведь кто в своем уме пойдет на смерть…
Антина посмотрела на него осуждающим взглядом.
– Вернее… Сестра, ты не на смерть идешь, а совершаешь подвиг…
Император какое-то время стоял рядом, ожидая ответа, а может быть того, что она все-таки переубедит его не отпускать ее, на что он и надеялся, когда шел в храм. Но принцесса не затевала новый разговор. Сиад покинул храм под стук своих каблуков.
Свечи на пьедесталах, вокруг бездыханного тела Драго Уйлетана догорали. За разноцветной мозаикой, снаружи, грянул гром, а вслед за ним не на шутку разгулялся ливень. Все это время Антина наблюдала, как неподвижен ее брат и время от времени стирала со щек слезы, навеянные каким-нибудь теплым воспоминанием и печалью от того, что не в одной истории из ее жизни он больше не сыграет роль.
– Теперь тебя нет со мной, Драго. А значит весь смысл моей жизни сегодня будет погребен вместе с тобой. Я не смогла осчастливить тебя, попробую тогда сделать счастливым народ Творса. Ты бы этого хотел…
Она дотронулась до его лица, оно было холодное и не похожее на себя.
– Ну что ж. Пора прощаться, братец. Не знаю, обрадовался бы ты всему тому, что сейчас происходит, если бы был жив... Но я должна признаться тебе кое в чем прежде, чем уйду.
Она на мгновение прервалась.
– Мне кажется, я жду дитя… Я не уверена, но все же. Несмотря на то, что твое тело обрело покой, я надеюсь ты будешь продолжать жить в нашем ребенке. Покойся с миром, брат. Пусть Тоин и Клара примут тебя в своем царстве, где мы когда-нибудь встретимся вновь.
Антина наклонилась близко к лицу покойника и поцеловала его в лоб. Затем младшая дочь Торла Уйлетана надела летние перчатки и покинула древний храм.
***
За обеденным столом в императорском дворце собрались все сыновья Торла Уйлетана за исключением Драго и Антины. Они сидели, охваченные бременем тяжелого молчания и даже не прикасались к еде.
– Как ты мог, Сиад… – начал говорить один из братьев.
– Не надо, Фрэг, – остановил его император. – Ты бередишь больную рану. Отныне Антина королева Дордонии и точка. С сегодняшнего дня Рогар Вековечный наш зять. И больше мы не возвращаемся к той теме. Слишком много бед обрушилось на землю Творса, чтобы усугублять их нашими спорами. Драго и отец хотели бы, чтобы мы почтили их память рассказами о былых подвигах. Давайте так и сделаем. Это будет правильней, чем горевать о том, чего не в силах избежать мы. Ронн, расскажи свою любимую байку об отцовских подвигах.
Один из братьев, чьи волосы были белыми в отличие от остальных опередил раскрывшего рот Ронна.
– Я расскажу, Сиад. В Тирэсе без этой байки о нашем отце не обходится ни один вечер, – коренастый низкий мужчина, самый старший после Сиада поднял кубок перед собой. – Однажды отец ездил на охоту к Расколотому Хребту. С ним был только я, потому что ты захворал, брат, а у всех остальных еще молоко на губах не обсохло, чтобы отправляться в такой дальний путь.