Жельева стояла, повернув ладони к небу, а ее пальцы грациозно двигались, управляя стихией воды. На версту вокруг всей троицы послушный своей повелительнице снег ожидал ее дальнейших приказаний.
— Кажется, мы уже близко к Башне Стихий, — хихикая собственной забаве, произнесла Жельева.
— Нет, — завороженно проговорил Тул, пробуя собственные силы. — Это странник нашел нас.
***
Сарвилл покинул Башню Стихий уже давно. Использовав все накопленные силы, он попытался сжечь ее дотла, но, не дождавшись, пока пламя разгорится с неугасаемой силой, взял дорожный мешок и покинул проклятое собой же место. Черный дым еще долго преследовал освободившегося из заточения мага, глядя ему в спину с самой вершины Горы Ревности, и исчезал в поднебесье.
Все то время, что медведь преодолевал лестницу, ведущую к подножью, он размышлял над тем, как его отец бросил семью ради того, чтобы служить королю Дордонии и истреблению всей магии. Чаще всего, сам того не замечая, он пытался оправдать родича, хотя, по его же мнению, самым правильным поступком было бы открыть флягу и выпить за то, что предатель и подлец покинул этот бренный мир во благо всех ныне живущих. Разочарованный собственной недальновидностью и желанием принимать кардинальные меры здесь и сейчас странник следующей же мыслью жалел о том, что не смог узнать отца до его смерти. Что он сам, собственными руками, убил последнего человека из его рода, хоть и во благо всех еще свободных магов Неймерии.
Спустившись к подножью горы, Сарвилл остановился. Оглядываясь по сторонам, он вспоминал, как некогда тут умерли люди. Подумал о том, как заживо заваленные камнями паладины молили о пощаде и пытались докричаться до живых, но вместо этого он тогда просто забрал принцессу и уехал прочь, даже не подумав о том, что может кого-то спасти. Неподвижные камни, скатившиеся когда-то с горы, теперь спали внизу, запорошенные первым снегом, как будто всегда лежали так. Неподвижно. Ни в чем не виновато.
Что со мной стало? Почему мысли, которые никогда раньше не приходили в голову, теперь собираются вместе и устраивают какой-то судорожный танец, пытаясь переплясать одна другую?
— Бездна! — проскрежетал он себе под нос, последний раз окинув взглядом округу и вытерев со лба насевшую еще на вершине гарь.
Не понимая, что делать дальше, странник в конце концов все же решил отправиться в сторону Старгорда. В столицу Туурина, куда его должна была благополучно доставить синеглазая чародейка, если бы он не ввязался в драку и не задержал их в Лисохвосте, из которого им была уже не судьба уехать вместе.
Весь следующий день он изредка поглядывал на пасть медведя, разинутую на одном из его пальцев, и украдкой проклинал старого эльфа Вастераса за то, что тот не появляется так же неожиданно, как тогда, в пустыне, и не помогает ему как можно скорее добраться до столицы Туурина. В конце концов он оставил всякие надежды на помощь, предоставив судьбе самой решать — чему случиться, а чему нет.
Снег сыпался мелкими хлопьями и оседал на земле, по которой медведь ступал. Сарвиллу еще никогда не приходилось встречать сезон Долгоночия севернее Дордонии, а в Дастгарде, как оказалось, в любое время года было теплее, чем где-либо на всем севере. Порой за всю зиму он ни разу не доставал головного убора из своего сундука в старой хате в Медвежьем квартале, но сейчас он отдал бы все, чтобы укутаться в ненавистные, сковывающие все его требующие свободы движения меха.
Теперь странник, укутанный в свой старый плащ, двигался по большаку, устало перебирая ногами и опираясь на устойчивую палку, добытую в лесу у Горы Ревности и саму попавшую ему под ноги.
— Сгодится, — сказал тогда он сам себе, подбирая оторванную ветвь и очищая ее от мелких веточек. — Путь неблизкий, третья нога будет нелишней.
Сбросив с себя все, кроме мешка с провизией, меча и ученического одеяния с плащом, он побрел в Туурин.
Змеиный Тракт был путем, который не только забирал все силы, но и давал их тем, у кого были истинное желание и цель добраться до места назначения. Поэтому уже на второй день странник встретил деревенскую повозку, груженную сеном и навозом, владелец которой охотно ради компании подсадил путника к перевозимому и позволил его ногам отдохнуть в обмен на интересную беседу о мифах о дриадах и охотниках на этих самых дриад. Сарвилл пожимал плечами всякий раз, когда деревенщина задавал компрометирующие вопросы, чтобы случайно не выдать местонахождения тех, чей подарок сейчас лежал на его коленях, укутанный в кусок синей материи.
Короткими отрезками пути между деревнями, расположенными недалеко друг от друга, и постоянно меняя попутчиков, через несколько дней медведь добрался до Столога — поселка где-то на середине пути от Башни Стихий до Туурина.
— Спасибо тебе, добрый человек! — сказал Сарвилл, стоя возле телеги и опираясь на палку. Укутанный меч он держал в свободной руке.
Его лица не было видно за капюшоном, а торчащая наружу борода, вся покрытая инеем, была похожа на седую и превращала странника в настоящего старика.
— Здоровья тебе, отец! — ответил добрый человек своему спутнику, который на самом деле сгодился бы тому в сыновья, и дернул поводья. Старая кобыла неохотно двинулась с места и потащила телегу за собой.
— Рита! Запомнил? Она тебя накормит! — крикнул напоследок мужчина, оборачиваясь к страннику и уезжая прочь.
Сарвилл оглядел окрестности и нашел глазами колодец. Пройдя от него на запад три дома, он остановился перед просевшей в землю хатой — из трубы на крыше клубился дым, а из-за двери пахло стряпней.
Какое-то время медведь нерешительно простоял у двери, затем заглянул в дорожный мешок и, не найдя ничего съестного, еще секунду посомневавшись, постучал.
— Там кто? — послышался женский голос скорее из окна рядом, а не из-за двери.
— Меня… Ваш брат… — странник не мог подобрать слова.
Дорога, лишения, убийство собственного отца настолько сломили медведя, что теперь он был не уверен в каждом своем движении, в каждом своем слове. Казалось, душа внутри него умерла, а тело, следуя проклятому пророчеству, которое свалилось из ниоткуда, продолжает жить и выполнять свою миссию.
Дверь с усилием вылетела в сторону гостя, раздав протяжный скрип на весь двор. На пороге стояла молодая девушка, весь ее лоб был покрыт потом, а волосы мокрыми прядями падали на глаза. Она зачесала их за ухо и попыталась сдуть остатки тех, что до сих пор щекотали лицо.
— Ваш брат сейчас привез меня в деревню. Он… — странник прервался, оборачиваясь в сторону большака, и вновь поддался сомнениям.
Как бы сильно ему ни хотелось дать ногам отдохнуть и забыться крепким сном, гордость, которая когда-то не давала ему принимать ничью помощь безвозмездно, сейчас не могла позволить попросить ночлега.
— Простите, — наконец уверенно произнес он и уже развернулся, чтобы уйти.
— Постойте. Если брат сказал, что я помогу вам с ночлегом и провизией, — это правда. Это не зазорно. Великое благо — помогать нуждающимся и давать им кров. Сама Великая Касандра вознаграждает способных жертвовать и делить последний кусок хлеба, — хозяйка улыбнулась, излучая безграничную теплоту.
