Странник поднимался вслед за рыцарями добрых полдня. Ноги уже не чувствовали усталости — они просто перебирали под собой выточенный камень, изредка запинаясь о торчащие концы бесконечных ступеней. С обеих сторон возвышался непроглядный лес, а подножие и вершина горы тонули в тумане.
— Ступай! — подбодрил сзади один из паладинов, толкнув странника, когда тот, провалившись в свои мысли, замедлил ход.
Медведь пошел быстрее, пытаясь не наступать на пятки шедшим впереди Санли Орегху и Хранителю Легионов.
— Ты правильно сделал, что не дезертировал, сынок. — Хранитель Легионов ступал медленно и уверенно.
У него была седая борода с такими же белыми, как облака, усами и длинными бровями. Истинный возраст хранителя невозможно было познать за суровым выражением его заматерелого лица и глубокими, как порезы кинжала, морщинами. Его шаг был неторопливым, а рука, удерживающая двуручный боевой топор, словно гусиное перо, безмятежно двигалась в такт его движениям.
— Я снял с себя ответственность за участие в важнейших делах королевства, но не предавал клятвы паладина, — поскупившись на любое проявление эмоций, ответил Санли Орегх.
— Ты думаешь головой, воин. И за это я сейчас хвалю тебя.
Хранитель Легионов размахнулся своим широким топором и вбил его в ствол растущего на склоне неподалеку дерева.
— Привал! — завопил он следом за ударом и уселся на ступени.
Санли Орегх опустился на каменную плиту рядом со старейшиной. Все остальные воины и пленник последовали этому же примеру, облепив всю лестницу, по которой растянулась длинная полоса из стражников, чьим важным поручением было доставить медведя в Башню Стихий.
— Знаешь, как я потерял руку? — Хранитель Легионов хлебнул из фляги и вытер рукавом промокшие усы и бороду.
— Кажется, это было в одну из вылазок в Сумеречную Пустошь? — ответил Санли.
— Верно. А ты знаешь, как это случилось?
— Один из иркарайцев в бою лишил вас конечности, — сухо проговорил паладин, откупоривая пробку своей фляги.
— Это произошло под самый занавес Долгоночия, — начал хранитель, словно не услышав ответа рыцаря. — Тогда король впервые за всю мою двадцатипятилетнюю службу дал мне в распоряжение целую когорту воинов и отправил разбить лагерь иркарайцев, о которых донесли разведчики. Представь себе, моя первая вылазка. Первое командование. За весь тот путь, что мы шли до Сумеречной Пустоши, я не припомню, что спал. Скорее всего, я отключался на привалах, но это было так мимолетно в сравнении с непрекращающимся пламенем воодушевления, которое полыхало у меня в груди. Я жаждал власти все то время, что служил в королевской армии, но удача всегда обходила меня стороной, и вот у меня наконец появился шанс стать тем, кем я стал.
Все рыцари на лестнице о чем-то переговаривались, бросали камешки вниз, считая, чей камень стукнется большее количество раз, прежде чем звук перестанет долетать до путников, и взрывались сдержанными возгласами при побитии очередного рекорда. Странник сидел молча и против своей воли вынужден был вслушиваться в беседу хранителей.
— Иркарайцы, как знаешь, Санли, никогда не отличались дисциплиной и тактикой, поэтому дело обещало закончиться быстро и укрепить меня на вершине недосягаемого прежде пьедестала. Когда мы добрались до места, то, спрятавшись за одним из песчаных холмов, я увидел совсем мало дикарей. Все они, как и полагается иркарайцам, были воинами с единственным оружием — висящими саблями на своих поясах. Мгновенно рассчитав наше численное, тактическое, экипировочное, техническое и другие преимущества перед дикарями, я приказал напасть на лагерь и убить всех живых. Я поклялся покарать тех, кто не выполнит моего приказа, как это подобает неопытному и жаждущему прославиться лидеру, а сам пошел впереди, чтобы прикончить первого дикаря и тем самым подать пример.
Хранитель Легионов вытер пот с лица, набрал в руку земли со склона и в задумчивости принялся растирать ее в ладони и выпускать песчинками на ступень перед собой.
— Нас заметили, когда мы были уже совсем близко, и вожак кинулся на меня с такой яростью, какой я прежде не встречал в этом народе. Был славный бой. Противник не уступал мне, а я ему. В один момент мне все же удалось выбить его из равновесия и порезать сухожилие. Иркараец пал на колено. Я занес меч, чтобы убить врага, но вдруг кто-то схватил меня за руку. Знаешь, не так, как хватают в бою. Иначе. Словно не хотят причинить вреда, а просто хотят остановить.
Горизонт перед глазами всего отряда покрывался пушистыми белоснежными облаками, среди которых просвечивались леса, долины и заснеженные вершины Горы Ревности.
— Это была девушка. Молодая и с ребенком у груди. Ее лицо было в слезах. Она глядела на меня большими черными молящими глазами и пыталась о чем-то поведать на своем языке. Сказать честно, моя рука дрогнула. Однако я не успел ничего сообразить к тому моменту, как из ее груди показался окровавленный наконечник стрелы. Она упала замертво, накрыв своим телом ребенка. Я потянулся, чтобы стащить труп и освободить дитя…
Недалеко слышалось журчание речки, которая текла совсем рядом параллельно лестнице. Несколько паладинов пошли в чащу, чтобы отыскать ее и набрать в полупустые сосуды еще живительной воды, предварительно получив безмолвное позволение командующего одним лишь кивком его головы.
— Тогда-то я и лишился руки. Иркарайец с яростным воплем поднялся, опираясь на еще здоровую ногу, и срубил мою руку, по-видимому, защищая собственного ребенка. Конечно, уже в следующий миг подоспели солдаты и лишили его жизни. Ничего не соображая от потери крови, я все-таки перевернул мертвую женщину, но было поздно. Ребенок задохнулся.
Санли Орегх посмотрел на плечо Хранителя Легионов и не заметил за собой, как взгляд задержался надолго, словно теперь он лично проживал все события, приведшие старейшину к этой невосполнимой утрате.
— Когда мне оказали всю необходимую помощь, я не слушал наставлений и предостережений насчет собственного здоровья и поднялся, чтобы исследовать лагерь. О, Великая Касандра! Мертвые женщины и дети были повсюду. Та горстка иркарайцев-воинов, которых я приметил до начала сражения, — была всей охраной того лагеря. Я так и не узнал, что это была за традиция или ритуал, из-за которого матери с новорожденными сыновьями и дочерями отбиваются от племени, но это путешествие увело их на тот свет…
— Я никогда не был трусом, — спустя некоторое время продолжил Хранитель Легионов. — Всегда принимал бой, даже если он обещал быть заведомо проигранным. Всегда защищал сторону, которая была слабее, если ее интересы совпадали с моими. Но я всегда боялся навредить невинным. Меня воротило от одной мысли о том, что я могу лишить жизни ребенка или беззащитную женщину.
Что-то громыхнуло. Паладины принялись оборачиваться в надежде отыскать хотя бы одну грозовую тучу, чтобы удостовериться в начале приближающейся грозы, но небо было чистое и не предвещало непогоды.
Хранитель Легионов и глазом не повел, немедленно заключив, что этот звук не проделки природы, а самый обычный результат экспериментов в Башне Стихий. Вздохнув и удостоверившись в том, что и остальные паладины заключили тот же вывод, командующий продолжил:
