— Матушка, Ее Величество все вам расскажет. А мне стоит торопиться. Позаботьтесь о королеве.
Алхимик неуклюже поклонился женщинам и испарился в дверном проеме.
Берта двинулась на другую сторону комнаты. Молчание, которое повисло здесь после ухода Седрика нарушалось лишь шорканьем тапок пожилой женщины по полу и ее тяжелым сопением. Она подошла к старому шкафу, вытащила оттуда, кувшин и, наполнив кружку молоком, подала ее гостье.
— Прошу вас. Ни что так не восстанавливает силы, как стакан живого молока.
— Благодарю, но меня совсем не мучает жажда. Вы и так сделали слишком много, — ответила Антина.
— Вас нет, а ребенка мучает. Сейчас я подам лепешек. Ваше дитя наверняка проголодалось. Не позволяйте вежливости заморить своего будущего ребенка голодом.
— Ваше Величество, — добавила мать странника после того, как ее выкинуло в реальность из мимолетных переживаний о сыне.
Королева, молча, сдалась и поплелась к столу. Она понимала печаль старушки и безгранично сочувствовала ей — возможно, из всех, кто знал странника, только Антина точно осознавала, что это его последняя ночь в Дастгарде и на следующее утро, все кто когда-либо считал его другом, сыном или братом надолго расстанутся с ним. Иначе… иначе для них медведь будет вообще безвозвратно потерян.
Рука королевы уже почти не болела. «Этот отвар поистине волшебное средство. Интересно, сколько талантливых людей прозябает в Медвежьем квартале, которые были давно способны помочь Неймерии шагнуть на следующую ступень развития?»
— Мои лепешки с медом должны прийтись по вкусу вам и вашему будущему ребенку. — сказала Берта, сорвав с еще теплой стряпни полотенце. — Будьте добры, угощайтесь.
Королева и правда проголодалась. С того момента как она покинула замок прошло уже больше шести часов, но аппетит появился только сейчас — когда воспоминания о минувшей схватке развеялись, а напряженные мышцы всего тела вернулись в покой. Она принялась уплетать одну лепешку за другой, и была готова поклясться всеми известными Богами, что в жизни не ела ничего насколько вкусно пахнущего и тающего во рту.
— Ваше Величество, — мать странника, наконец, решилась вновь заговорить, — моя голова забита вопросами и пусть вы ничем мне не обязаны, я прошу вас ответить на них. Я уверена, что материнское сердце поймет сердце матери сына, который попал в историю, имеющую только один выход — навсегда исчезнуть из жизни близких людей. Молю вас.
Тогда-то королева и рассказала бедной старушке все, что знала сама. Она упомянула, что странник и серебряноволосая принцесса тайно встречаются в Шаарвиле уже много трилуний, поведала о том, что королевская чародейка решила судьбу ее сына и теперь он тот человек, за которым идет сам король и, к сожалению, речь будет идти не о том, чтобы присвоить ему знатный титул. Она рассказала о том, что судьбу медведя решил Совет Тринадцати и о том, что смертный приговор в отношении него вынесен заведомо. А вся эта длинная история закончилась на том, что Антина объяснила, в каком направлении так торопился Седрик — странник вознамерился обокрасть королевскую сокровищницу тем самым, давая возможность паладинам убить его на месте преступления, не дожидаясь формальностей.
— …король будет только рад, что медведь сам ступит в капкан, — закончила королева и отложила еду в сторону, не сумев больше съесть ни крошки.
Берта не могла произнести ни слова. Она сидела неподвижно, а слезы катились по ее щекам.
— Зачем Сарвиллу понадобилось золото, Берта? — спросила Антина, дождавшись пока пожилая женщина успокоится.
— Диодора… Моя дочь. Она… Она лежит там. — мать странника указала на занавешенную старыми простынями часть комнаты, где маленький огонек от свечи выплясывал неподдающийся ни одному из описаний танец. — Диодора тяжело больна, в конце Расцветания ей исполнилось бы шестнадцать… — она осеклась, но не произнесла больше ничего.
— Боги! — выпалила Антина и запрокинула голову, уставившись в потолок, покрытый копотью и золой. — Почему они молчали? Я завтра же распоряжусь оказать всю возможную помощь.
— Не вините их, моя королева. В Дастгарде каждый день умирают люди, а другим горожанам всегда, по большому счету, это безразлично — будь то ребенок или отживший свое старик. А что касается помощи королевской семьи — вы знаете Его Величество короля Рогара лучше остальных… От того принцесса и не призналась. Моя же ошибка заключилась в том, что Сарвилл понимал, что я любой ценой удержу его от дурных мыслей и всеми силами призову к бездействию…
— Ценить то, что имеешь, и каждое мгновение душить в себе желание пойти на риск в силу достижения больших целей — тоже искусство. Сегодня вы спасли мне жизнь, дав крышу над головой и не позволили умереть в эту темную ночь, я хочу отблагодарить вас за это…
Королева не закончила — из-за навеса послышался грохот, и старушка, вскочив словно испугавшаяся резкого звука спящая кошка, забежала за него. Антина вошла следом. То, что она увидела, нельзя было описать словами. Невозможно было бы пересказать ту мрачную и одновременно спокойную картину, которую она увидела в отделенном от всего остального мира пространстве. Здесь на полу лежал опрокинутый табурет, а вокруг блек свет догорающих восковых свечей.
Молодая девушка с веснушками на щеках, лежавшая в кровати, была укрыта широким одеялом из овечьей шерсти. Она беспокойно сопела и моргала своими красивыми и влажными от боли голубыми глазами. «Значит это и есть Диодора», — подумала королева и замерла в исступлении.
Берта села на край постели — одной рукой она взяла руку своей дочери, а второй потянулась к глиняному горшку, стоявшему на полу.
— Т-с-с-с, моя хорошая, т-с-с-с, — повторяла старушка, доставая из горшка мокрую ткань. Она поднесла ее ко рту Диодоры и неспешно начала сжимать кулак. Маленькие капли воды текли по ее пальцам и падали на губы больной медведицы.
— Черный Палач… Диодора была здоровым ребенком. Еще маленькой она всегда убегала с рассветом и прибегала затемно — все носилась по улицам с каким-то дворовым псом, имени то которому так и никто не дал. Росла не по дням, а по часам, а любознательная была… Всегда вопросов задавала столько да таких, что ты и сама порой не знала, у кого ответа найти. А улыбки прекрасней я в жизни не видела, клянусь Касандрой… Однажды прибежала дочка домой как ни в чем небывало, уселась ужинать и тут то все и началось — дыхание у нее прихватило, девочку затрясло так словно вулкан какой проснулся прямо под боком, а глаза закатились. Как упала она тогда, так с тех пор и лежит, неподвижно. Слава Касандре, что оставила ей возможность дышать. Только поэтому и жива еще…
После того, как медведица с трудом проглотила последнюю каплю, стекшую с руки матери, Антина сделала несколько шагов вперед, чтобы разглядеть девушку лучше. Красивое бледное лицо, застывшее в гримасе отчаяния, глядело на королеву грустным и опустошённым взглядом.
— Здравствуй, Диодора! — произнесла она и села на место матери.
Девушка несколько раз хлопнула глазами, пытаясь что-то сказать.
