Математическое представление аргументов — в естественных науках или в экономике — делает аргументы более краткими, но емкими, облегчает их понимание по сравнению с длинными словесными изложениями, а выводы предстают более ясными, изъяны — более заметными. Например, при подготовке в 1931 году одной знаковой научной работы по экономике, которая потом десятилетиями перепечатывалась, профессор Джейкоб Вайнер из Чикагского университета давал указания чертежнику, как должны выглядеть некоторые сложные кривые стоимости, которыми он хотел проиллюстрировать анализ в своей работе. Чертежник заметил, что один из наборов кривых со всеми указанными характеристиками нарисовать невозможно. Как позднее признавал профессор Вайнер, он просил о чем-то, что было «технически невозможно и экономически непригодно», поскольку одни исходные предположения в его анализе противоречили другим. Этот пробел сразу обнаружился при математическом изображении его аргументации, тогда как при неточном словесном изложении такие несовместимые предположения могли бы сосуществовать бесконечно долго.
Системный анализ тщательно определенных терминов и систематическая проверка теорий на основе эмпирических данных — часть научных исследований во многих областях. Столетиями после своего возникновения экономика двигалась в этом направлении. Однако она научна только в том смысле, что оперирует некоторыми научными процедурами. Здесь нет возможности проводить контролируемые эксперименты, что мешает экономическим теориям иметь такую же точность и повторяемость, какие часто ассоциируются с научными исследованиями. Между тем существуют области с общепризнанной научной базой, которые тоже не допускают контролируемых экспериментов, — например, астрономия и метеорология. Кроме того, для них характерна различная степень точности. Так, в астрономии можно предсказать затмение с точностью до секунды даже на столетия вперед, в то время как в метеорологии процент ошибок велик даже при прогнозе погоды на неделю.
Хотя никто не ставит под сомнение научные принципы физики, на которых основан прогноз погоды, неопределенность бесчисленных комбинаций факторов в конкретном месте в конкретный день делает предвидение определенного события в этот день гораздо более рискованным, чем прогнозирование того, как будут взаимодействовать эти факторы, если они появятся вместе. Предполагается, что, если метеоролог точно знает заранее, когда теплые влажные воздушные массы из Мексиканского залива при движении на север встретятся с холодными и сухими воздушными массами, движущимися на юг из Канады, он сможет с уверенностью предсказать дождь или снег в Сент-Луисе, поскольку его прогноз будет всего лишь приложением принципов физики в конкретных обстоятельствах. Неопределенны тут не принципы, а все переменные, от поведения которых зависит, какой из принципов следует применить в данном месте в данное время.
Науке известно, что при столкновении холодного сухого и теплого влажного воздуха можно не ждать тихих солнечных дней. Однако никто не знает, появятся эти воздушные массы в Сент-Луисе одновременно, по очереди или обойдут стороной. Именно поэтому приходится использовать статистический подход и рассчитывать вероятности, продолжат ли они двигаться с той же скоростью и в том же направлении.
В целом экономика очень похожа на метеорологию. В документированной истории человечества нет ни одного примера, когда после того, как государство увеличило за год денежную массу в десять раз, не поднялись бы цены. И никто не ожидает, что такое произойдет в будущем. Влияние контроля цен на появление дефицита, черные рынки, снижение качества продуктов и сокращение дополнительных услуг всегда было удивительно сходным — в Римской империи при Диоклетиане, в Париже во время Великой французской революции или на современном рынке жилья в Нью-Йорке при контроле арендной платы. Не было значимой разницы и в том, какие именно цены регулировались — на жилье, еду или медицинское обслуживание.
Разногласия между экономистами получают широкий резонанс, но это не означает, что в этой сфере нет общепринятых принципов, равно как различные мнения ученых в естественных науках не означают, что в физике или химии не существует общих установленных положений. В обоих случаях расхождения редко связаны с прогнозированием того, что произошло бы при определенных обстоятельствах. Они обычно связаны с предсказанием того, что в действительности произойдет тогда, когда сочетаний и изменений факторов слишком много, чтобы результат можно было предвидеть целиком. Иными словами, такие противоречия часто связаны не с разницей мнений по поводу фундаментальных принципов, а с тем, как объединить все тенденции и условия, чтобы определить, какой из принципов можно применить или какой окажется доминирующим в конкретных обстоятельствах.
Предположения и анализ
Среди многочисленных возражений, выдвинутых против экономики, есть претензии, что она «упрощена», что она предполагает слишком сильную эгоистичную и корыстную рациональность людей или что предположения, лежащие в основе ее анализов и прогнозов, не отражают реальный мир. Некоторые проблемы с объявлением чего-нибудь упрощенным мы уже рассматривали в
главе 4. Это слово подразумевает, что некоторое объяснение не простое, а чересчур простое. И тут возникает вопрос: чересчур простое для чего? Если факты согласуются с тем, что предсказывалось, то это нечто, очевидно, не было чересчур простым для такой цели, особенно если факты не согласуются с тем, что прогнозировало какое-то более сложное или более правдоподобное объяснение. В общем, является объяснение слишком простым или нет — вопрос эмпирический, и сказать что-то заранее, исходя из правдоподобия или сложности, не получится; в ситуации удастся разобраться лишь после получения веских подтверждений, насколько оправдались прогнозы, данные таким объяснением
[155].
С попытками определить справедливость какой-либо теории по ее правдоподобности, а не по соответствию фактам связан и такой аргумент: большинство людей мыслят и действуют не так, как представляет экономический анализ. Однако экономика занимается системными результатами, а не личными намерениями или персональными действиями. Это понимали экономисты, стоявшие на противоположных краях идеологического спектра. Карл Маркс утверждал, что капиталисты снижают цены, когда благодаря техническому прогрессу уменьшаются производственные затраты, не потому, что они этого хотят, а потому, что к этому принуждает рыночная конкуренция. Адам Смит говорил, что преимущества конкурентной рыночной экономики «не являются частью» намерений капиталистов. Как уже отмечалось в
главе 4, соратник Маркса Энгельс писал: «Ведь то, чего хочет один, встречает противодействие со стороны всякого другого, и в конечном результате появляется нечто такое, чего никто не хотел». Экономика пытается предсказать «то, что появляется», но именно результат сообщает об успехе или неудаче, а не степень правдоподобности исходного анализа.
