Каковы бы ни были достоинства и недостатки конкретных законов, кто-то должен их внедрять, и то, насколько эффективно и честно это делается, имеет огромное значение для экономики. Выражение «промедление закона» восходит как минимум ко временам Шекспира
[104]. Такие промедления чреваты издержками для тех, чьи инвестиции не работают, чьи поставки задерживаются и чьи возможности планировать собственную экономическую деятельность ограничиваются бюрократической волокитой. Кроме того, склонность бюрократов тормозить процесс часто подразумевает для них возможность брать взятки за его ускорение, что приводит к росту затрат на ведение бизнеса. Это, в свою очередь, означает более высокие цены для потребителей и, соответственно, более низкий уровень жизни в стране в целом.
Затраты на коррупцию не ограничиваются взятками, поскольку это внутренняя передача денег, а не сокращение национального богатства как такового. Поскольку ограниченные ресурсы имеют альтернативное применение, реальные затраты — это упущенные альтернативы, такие как отложенная или прерванная экономическая деятельность, неоткрытые предприятия, несделанные инвестиции, нерасширенное производство и отсутствие роста занятости вкупе с потерей квалифицированных, предприимчивых и образованных специалистов, массово покидающих страну. Журнал The Economist писал: «По здравым экономическим причинам иностранные инвесторы и агентства международной помощи все чаще в своих инвестициях и исследованиях учитывают уровень взяточничества и коррупции».
В одном исследовании Всемирного банка делается такой вывод: «Во всех странах находятся убедительные доказательства в пользу того, что более высокий уровень коррупции связан с более низким ростом и уровнем доходов на душу населения». Три самые коррумпированные страны в мире — Гаити, Бангладеш и Нигерия — живут в нищете, превосходящей по масштабам все, что можно встретить в современных промышленных обществах.
Одной из наибольших проблем во время индустриализации царской России конца XIX — начала XX века, помимо коррупции, процветавшей в правительстве, была широко распространенная коррупция среди населения. Иностранные компании, нанимавшие русских работников и даже русских руководителей, взяли за правило не брать на работу местных бухгалтеров. Такая коррупция сохранилась и при коммунистах и привела к международному скандалу в посткоммунистическую эпоху. В одном исследовании отмечалось, что акции некой российской нефтяной компании продаются примерно за 1% суммы, за которую акции аналогичной нефтяной компании продавали бы в Соединенных Штатах, поскольку «рынок ожидает, что эти компании будут систематически грабить инсайдеры». По словам московского корреспондента The Chronicle of Higher Education, подобная коррупция была обычным делом для российских университетов:
Ежедневная газета «Известия» сообщала, что простое поступление в престижные вузы Москвы стоит от 10 до 15 тысяч долларов… В Астраханском государственном техническом университете, расположенном примерно в тысяче километров южнее Москвы, арестовали трех профессоров, которые предположительно заставляли студентов платить деньги за хорошие отметки на экзаменах… Вице-премьер Валентина Матвиенко в интервью годом ранее сказала, что в целом такие «неофициальные» расходы российских студентов и их родителей на образование ежегодно составляют не менее 2 миллиардов долларов, а возможно, достигают и пяти миллиардов.
Естественно, помимо прямой взятки, коррупция принимает множество форм. Например, можно назначать в совет директоров какой-нибудь компании политиков или их родственников в надежде на более благосклонное отношение со стороны государства. Как и более открытая коррупция, такая практика сильно варьируется от страны к стране. Как сформулировал The Economist, «компании с политическими связями чаще всего встречаются в странах с высоким уровнем коррупции». Лидирует среди них Россия, в которой компании, представляющие 80% рыночной капитализации страны, были связаны с государственными чиновниками. Соответствующий показатель в Соединенных Штатах составляет менее 10%, отчасти из-за законов, запрещающих такую практику. Масштабная коррупция не новое явление для России. В XIX веке Джон Стюарт Милль писал:
Всеобщая продажность, приписываемая российским чиновникам, должна оказаться огромным бременем для возможностей экономического развития, которых предостаточно в Российской империи, ведь вознаграждение государственных служащих должно зависеть от того, насколько успешно они могут множить придирки с целью получить взятку.
Экономическую активность подавляет не только коррупция, но и чистая бюрократия. Даже один из самых успешных промышленников Индии Адитья Бирла был вынужден искать другие страны для своих инвестиций из-за медлительности местных бюрократов.
Несмотря на все его успехи, бед тоже было предостаточно. Одной из них стал нефтеперерабатывающий завод в Мангалуру: на прохождение всех инстанций для него ушло одиннадцать лет — рекорд даже по меркам индийской бюрократии. Однажды, когда мы оба ждали открытия суда в Мумбаи, я спросил Бирлу, что побудило его вкладывать деньги за границей. Он глубоким ровным голосом сказал, что у него не было выбора. В Индии оказалось слишком много препятствий. Прежде всего, ему требовалось разрешение, которого государство не дало бы, поскольку в соответствии с Законом о монополиях и ограничительной торговой практике (MRTP) его корпорация классифицировалась как «большой дом». Даже если бы он каким-то чудом получил разрешение, именно правительство решало бы, куда ему инвестировать, какую технологию он должен использовать, каким должен быть размер его завода, как он будет финансироваться — даже размер и структуру выпускаемых акций. Затем ему пришлось бы бороться с бюрократией, чтобы получить лицензии на импорт средств производства и сырья. После этого он столкнулся бы с проблемой получения разрешений на уровне штата — на электроэнергию, землю, налог на продажи, рабочую силу и так далее. «На все это уходят годы, и, честно говоря, меня утомляет даже мысль об этом».
Бирла — глава тридцати семи компаний, совокупные продажи которых составляют миллиарды долларов, человек, способный создать множество столь необходимых в Индии рабочих мест, — в конечном счете стал производить волокно в Таиланде, делать из него пряжу на фабрике в Индонезии, после чего отправлять ее в Бельгию, где из нее изготавливали ковры, которые затем экспортировались в Канаду. Все рабочие места, доходы, возможности для дополнительного бизнеса и налоги, которыми могла бы воспользоваться Индия, оказались потеряны из-за бюрократов страны.
Индия не уникальна в отношении государственных помех бизнесу или негативных последствий для экономики. Исследование Всемирного банка показало, что количество дней, необходимых для открытия нового бизнеса, колеблется от менее чем десяти в благополучном Сингапуре до ста пятидесяти пяти в бедной Конго.
