– Да нет, – спохватилась Ева, – не то что не похоже, что ты его любишь, но как-то… Мне казалось, что это он за тебя хватается всегда, когда волнуется.
– Ну, и это есть, – не стала спорить Надя. – Но вообще-то, это такая тайна – кто кому на самом деле нужен, кто за кого хватается… Со стороны все кажется другим. Все, Ева, я побежала!
– Как же ты поедешь? – спросила Ева.
– На электричке. Доберусь как-нибудь, не беспокойся, ехать-то всего ничего. Не рожать же мне!
– Кто вас знает, – улыбнулась Ева.
– Юра не звонил? – на всякий случай спросила Надя, понимая, что, если бы звонил Юра, Ева сразу сказала бы ей об этом.
– А что, вспомнила кратовские роды? – Ева продолжала улыбаться, стараясь направить мамины мысли о Юре в сторону воспоминаний.
Надя ничего не ответила, но по ее переменившемуся лицу Ева вдруг поняла: приезд Адама, любое другое ошеломляющее известие мама воспринимает сейчас совсем иначе, чем они все. Надя всегда знала, что важно и что не важно. А теперь, в состоянии непроходящей тревоги, это ее знание только обострилось. Потому она и сказала Еве так спокойно: вот, от этого человека ты родилась, ну и что? Потому что это было теперь не важно, а важно было другое – и Надя чувствовала это «другое» лучше, чем все они, вместе взятые.
– Я туда позвоню, – сказала Ева. – Через пару часов и позвоню, когда у них утро будет. Сейчас же просто никого на работе еще нет, кому звонить? Поезжай, не беспокойся!
Телефон зазвонил ровно через десять минут после того, как мама вышла из квартиры – долгожданными междугородними звонками, частыми и тревожными.
– Юра! – воскликнула Ева, хватая трубку. – Юрочка, это ты?
– Ну, конечно, я, рыбка золотая, – услышала она голос брата. – А ты думала, президент Америки?
Ева сразу почувствовала, что Юра с ходу пытается шутить, чтобы ее успокоить, но голос у него невеселый. Даже не то что невеселый, – а как будто он долго держал что-то очень тяжелое и, сбросив груз, говорит со страшной усталостью в голосе.
– Что с тобой, Юра? – выговорила она. – Мы так волновались! И на работе у тебя никто ничего не говорит толком – в командировке, и все.
– Напрасно волновались. Я же вам сто раз объяснял: не надо за меня волноваться. А на работе никто ничего и не скажет без приказа. Расскажи лучше, как у вас дела?
Голос его никак не хотел меняться – оставался таким же тяжелым, без живых интонаций.
– У нас-то все как обычно. Юра, с тобой правда… что-то было? – спросила Ева. – Знаешь, маме бабушка Миля приснилась, и она сразу сказала: с Юрой что-то случилось.
– Да? – Он наконец улыбнулся – бесконечно далеко, за тысячи километров. – Ну, значит, случилось, раз мама сказала.
– Юрка, – рассердилась Ева, – брось свои загадки! Почему ты такой?
– Какой?
– Голос у тебя такой… Ты устал?
– Да нет, сестричка, не устал. – Он помолчал немного. – Я вообще-то отдыхал целую неделю. В лесу, у залива…
– У какого еще залива?
– Залива Мордвинова. Красивейшие места! Ну, льдина оторвалась с рыбаками, понесло в море, – наконец объяснил он. – У нас такое каждый год бывает в апреле, мы даже готовимся заранее. А в этот раз тысячу человек унесло, представляешь?
– Представляю. – Ева сглотнула комок, вставший в горле. – И тебя вместе с ними?
– Меня не вместе, – усмехнулся он. – Меня отдельно. Вот, искали, нашли, звоню. Только маме не говори! – тут же предупредил он. – В командировке был – и достаточно.
– Ты и мне не все говоришь, Юра, – помолчав, произнесла Ева. – Ты… здоров?
– Здоров, рыбка, здоров! Вот чтоб мне сдохнуть – здоров! – наконец засмеялся он. – Это долго рассказывать, потом когда-нибудь, жалко денег казенных. А мне, знаешь, – вспомнил он, – тоже бабушка снилась, как раз накануне. И такая сердитая, просто жуть! Она на меня в жизни никогда так не сердилась. Я еще проснулся, подумал: к чему бы это? А оказывается… Все, сестричка дорогая, будь здорова! – сказал он. – С тобой поговорил – легче. Пойду теперь спать.
– Когда ты приедешь, Юра? – прислушиваясь к его интонациям, спросила Ева. – Ты столько дома не был, Юрочка, когда?
– Скоро, – ответил он. – Теперь правда скоро, возьму отпуск, честное слово. Соскучился… Всех целуй, пока!
Короткие гудки уже звучали в трубке, а Ева все стояла, сжимая ее в руке. Она понимала, что Юра не рассказал ей и половины из того, что происходило с ним в эту неделю. И не только потому, что вовсе он, конечно, не отдыхал у этого залива Мордвинова, унесенный на оторвавшейся льдине… В его голосе она почувствовала тяжесть не физической усталости.
Что-то происходило в его душе, на другом конце света, где он был один, – и никто из них не мог ему помочь. Как никто не смог его удержать, когда он после расставания с Соной вдруг сказал: уезжаю…
Ева вздохнула и положила трубку. Что ж, он живой, и то слава Богу. Как ни благополучно все они выглядят со стороны, а у каждого свои скелеты в шкафу. Даже у мамы с папой, как выяснилось, тоже.
Она снова вспомнила об ошеломляющем сегодняшнем известии. Уже идя в детскую, переодеваясь наконец в домашнее платье, Ева пыталась понять: как же она относится к этому, как она должна к этому относиться – к этому вдруг появившемуся своему… пану Адаму?
Это была еще одна капля в ее душевной смуте, и Ева никак не могла понять: к чему она?
Глава 13
Наверное, ей и в самом деле не стоило ехать одной на дачу – на девятом-то месяце. Валя просил не ездить без него ни в коем случае, и Надя даже пообещала, что безвылазно будет сидеть дома. Тем более что он через два дня должен был выписаться из Института протезирования, где лежал уже две недели, и тогда они вполне могли поехать вместе.
На только что сделанном протезе Валя двигался несравнимо лучше, чем на жуткой, тяжелой железной болванке – «козьей ножке», на которой пришлось ходить почти полгода, пока культя не была полностью готова к протезированию.
И, конечно, надо было сидеть дома, как обещала.
Но ведь Надя чувствовала себя прекрасно, носила второго ребенка еще легче, чем Еву! И ей почему-то ужасно хотелось походить по лесу – вот как другим беременным хочется кисленького или солененького. А еще в первый раз мама говорила: если ты чего хочешь – это ребенок хочет, нельзя ему отказывать…
Может быть, она все-таки не решилась бы отправиться одна, но тут вышло так удачно: с утра ехал с кем-то на машине сосед и приятель Эмилии Яковлевны, Рудольф Петрович, у которого тоже был участок в Кратове. Он пообещал подвезти до самого порога.
И, обрадовавшись этой неожиданной возможности, Надя договорилась со свекровью, что поедет на дачу с утра и будет ждать ее до вечера, никуда не выходя с участка. А вечером Эмилия Яковлевна приедет за ней «на Боре или на ком-нибудь еще».
