— Это верно. Мне ее одна маркиза принесла. У нее вкус что надо.
— Но я не могу взять чужой материал, — запинаясь, проговорила я.
Портниха улыбнулась, демонстрируя дырки во рту на месте отсутствующих зубов:
— Эти богачки приносят мне много метров ткани, всегда что-то да остается, а им и горя нет. Я спрашиваю: «Что вы желаете сделать с оставшейся тканью?», а они мне: «Что хочешь, то и делай. Мне мое платье нравится, и больше мне ничего не надо».
Она говорила и одновременно снимала платье с манекена. Потом она помогла мне снять блузку с юбкой и натянуть платье через голову. Оно село идеально, а талия в нем выглядела такой тонкой, будто я была в корсете. Вырез у платья выглядел скромным, как и полагается девице моего положения. Я повертелась, разглядывая себя в старом рябоватом зеркале.
— Оно чудесное! — воскликнула я.
Портниха ухмыльнулась, словно только что показала мне хитрый фокус.
— Стоит постараться, когда шьешь платье хорошенькой молодой девочке вроде вас. Скажете своим подружкам, что Франсин Дюбуа делает хорошую одежду, а?
— Скажу, — ответила я, сожалея, что у меня нет подружек, с которыми можно этим поделиться.
Когда я сняла платье, мадам Дюбуа завернула его в папиросную бумагу, и я заплатила за него, как мне показалось, довольно скромную сумму. Быстрый подсчет показал, что, пока в моем распоряжении есть такая талантливая портниха, мне стоит потратить еще какую-то часть своего жалованья на новый гардероб.
— Я хотела бы, чтобы вы мне еще что-нибудь сшили, — сказала я. — Как вы думаете, что именно, и где бы мне купить ткань получше? Я тут ничего не знаю…
Она погладила мою руку:
— Дайте мне посмотреть, что я могу для вас сделать. Приходите где-нибудь через недельку, сошью что-нибудь для примерки.
Как я ее ни благодарила, мне все казалось мало. Обратно на холм я прямо-таки взлетела как на крыльях, во всяком случае, ощущение у меня было именно такое.
К полудню тучи расступились, и сквозь них проглянуло солнце. Мистер Анджело, как выяснилось, уже имел дело с лисичками во время предыдущих поездок на континент. Он приготовил их в масле и подал в качестве гарнира, а потом от королевы передали, что она очень рада этим рыжим грибочкам, которые наконец-то снова удалось где-то раздобыть.
— У вас верный глаз, моя девочка, — похвалил меня мистер Анджело.
— И шеф Лепин обещал вечером показать мне, как он готовит трюфели.
— Не слишком ли этот французский хлыщ с вами сблизился? — спросил он. — На вашем месте я бы поостерегся.
— Шеф, ему просто льстит, что я проявляю интерес к его работе.
— Ах вот что он вам говорит? — Мистер Анджело помолчал, а потом добавил: — Он мужчина видный. Иностранец. А вы за всю свою жизнь никогда не имели дела с такими типами. Так что ограничьте свое общение с ним кулинарией, хорошо?
— Конечно, — согласилась я.
Похоже, мой мир был теперь полон мужчин, которые искренне пеклись о моей добродетели.
ГЛАВА 23
Сразу после обеда я бросилась к себе в комнату, старательно вымылась, чтобы избавиться от кухонных запахов, брызнула на себя розовой водой и надела новое платье. Благодарение небесам, что мадам Дюбуа сделала застежки спереди! Должно быть, догадалась, что у меня нет горничной, чтобы застегивать крючки на спине. Потом я расчесала волосы и тщательно подколола их. Собралась было взять шаль, но решила, что она выглядит старой и поношенной, так что лучше в случае чего немного померзнуть.
Я спустилась по лестнице, прокралась вдоль той стороны здания, где размещались обычные постояльцы гостиницы (или, скорее, постояльцы, не имеющие отношения к королевской свите, потому что для обычных людей цены тут были неподъемные), благополучно миновала парк и вышла в главные ворота.
Мне не пришлось долго ждать: вскоре по склону холма ко мне поднялась щеголеватая коляска. Она была открытой, как большинство здешних экипажей, — легкая двуколка, запряженная красивой гнедой лошадью. Джайлс сам держал поводья, и его светло-рыжими волосами играл ветер. Вид у него был очень лихой. Он остановил лошадь передо мной и соскочил на землю.
— До чего ж я рад! — воскликнул он. — Здравствуйте, Белла. Как мило с вашей стороны согласиться съездить со мной на прогулку! И выглядите вы просто прелестно. — Он помог мне подняться и сесть на мягкое кожаное сиденье. — Похоже, денек для прогулки хоть куда! С утра я расстроился, когда увидел все эти тучи, но теперь распогодилось.
Он делал то, что мы, англичане, делаем всегда, если слегка смущены и затрудняемся с подбором слов: говорил о погоде.
— Похоже, вторая половина дня будет хорошей, — согласилась я.
— Да, похоже! — с энтузиазмом подхватил Джайлс, и я поняла, что теперь он говорит вовсе не о погоде.
Мы медленно спустились по самому крутому склону Холмса, обогнули старую часть города и оказались у маленького порта, где у причалов подпрыгивали на волнах небольшие суденышки и чинили сети рыбаки. Потом дорога опять пошла вверх, на этот раз карабкаясь на утес у моря. Под нами скала красиво нависала над синей водой, а слева поднимался склон крутого холма, на котором то тут, то там виднелись сады и виллы. Мы свернули за выступ, и я ахнула. Джайлс самодовольно улыбнулся, как будто сам создал этот вид специально для меня. Под нами расстилался узкий залив, где у причала стояли уже не рыбачьи лодки, а большие красивые яхты. На крутых зеленых холмах виднелись редкие виллы пастельных оттенков, окруженные рядами темных кипарисов или высоких пальм. У воды, на одном из склонов, прилепился маленький городок с оживленным портом.
По дороге мы обменивались обычными фразами: он спрашивал, как я нашла Ниццу, была ли на других вечеринках и что думаю о французской еде. Но в основном Джайлс показывал мне достойные внимания места. Так он поступил и сейчас.
— Этот городок называется Вильфранш-сюр-Мер, — пояснил он. — Это свободный порт. Когда-то его жители помогли королю справиться не то с пиратами, не то с кем-то еще, и теперь им не нужно платить никаких налогов.
— Как удобно, — сказала я, заставив его засмеяться.
— Должен сказать, такая идея по душе моему отцу, да и мне тоже. Когда отца не станет, налог на наследство будет запредельным. Остается надеяться, что мне удастся сохранить наше поместье. — Джайлс слегка пожал плечами. — Как и большинство людей моего положения, ни к какой иной деятельности я не способен.
Я подумала о своем отце, которого отослали служить в Индию — хотя военный из него был никакой — и который потом стал чуть ли не мальчиком на побегушках в «Савойе». Должно быть, отец страдал, зная, что мог бы провести жизнь в праздности, если бы его отец родился первым, точно так же, как страдала я, когда стала прислугой у нуворишей. Как бы мне хотелось сказать Джайлсу правду! Ему наверняка интересно было бы узнать ее. Но я не могла рисковать. Достаточно одного слова, сказанного не в тех обстоятельствах, не тому человеку и дошедшего до «Эксельсиор Регина», — и меня бы уволили. Поэтому я просто вежливо поддерживала беседу, пока мы ехали вдоль берега залива.
