— Когда он приезжает на Ривьеру, то предпочитает жить подальше от матери. Она не одобряет его бесконечных любовниц.
— Протокол требует, чтобы он засвидетельствовал королеве свое почтение. Я переговорю с ним, и, возможно, он сможет открыть ей глаза.
— Мне кажется, есть одно очевидное решение, — сказал, на этот раз более медленно и сдержанно, обладатель высокого голоса.
— И какое же?
— Устранить мунши.
Раздался нервный смешок.
— И как вы предлагаете это сделать?
Здесь, как вам известно, встречается множество странных болезней. И вода откровенно плохая. Просто взять и подложить что-нибудь ему в еду — и дело с концом.
— Конечно же, вы не всерьез?
— Я предельно серьезен. От индуса нужно избавиться. И сделать это должны мы.
— И как вы намерены это сделать?
— Вы врач, вам и карты в руки. Вы наверняка должны знать, какой яд можно незаметно дать человеку, чтобы это выглядело как пищевое отравление.
— Мой дорогой друг, я действительно врач. Я дал клятву спасать жизни, а не наоборот.
— Даже когда это в интересах вашей пациентки и на благо обществу?
— Даже тогда. Прошу меня простить, я должен пойти посмотреть, не нуждается ли во мне королева, прежде чем отойти ко сну.
Я услышала, как над моей головой закрылась дверь.
— Он одумается, — сказал обладатель высокого голоса. — А если нет, мы просто найдем кого-нибудь еще.
Я довольно долго не смела пошевелиться, но, не слыша больше голосов, в конце концов пробралась через черный ход на кухню, где судомойки домывали последние кастрюли.
— Сядь и поешь, — обратился ко мне мистер Уильямс. — У тебя измотанный вид.
Я придвинула к нему стул, и он налил мне бульона, приготовленного из менее благородных частей каплунов и того, что не пошло в гарнир. Это как раз мне и требовалась. Еда без усилий проскальзывала в желудок, и я с благодарностью кивнула мистеру Уильямсу.
— Как-то странно все, да? — с приятным валлийским акцентом проговорил он. — Так далеко от дома. Все немного иначе. Новая кухня, задачи новые. Ничего удивительного, что мы тут малость не в себе. — Тут он ободряюще улыбнулся. — Мне кажется, все утрясется. Думаю, вы отлично справляетесь.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. До поездки повара-йомены едва ли замечали мое существование, а теперь мистер Уильямс не только по-отцовски приглядывает за мной, но даже хвалит.
Я покинула кухню, как только нормы приличия это позволили, и отправилась к себе наверх. Надежно закрыв за собой дверь, я опустилась на кровать. Несмотря на все попытки выбросить из головы подслушанный разговор, у меня ничего не выходило. Несколько важных господ, включая премьер-министра и врача самой королевы, строили планы избавления от слуги-индуса. Говорили об интриге, иностранных заговорщиках и измене! Если бы кто-нибудь рассказал мне о таком, я бы не поверила, сочла все это диким преувеличением. Но я все слышала собственными ушами — и не могла никому рассказать.
«Чего тебе тревожиться? — спросила я себя. — Тебя это не касается. И от этого мунши ты уж точно не в восторге. А если он иностранный шпион, от него нужно избавиться, так или иначе». Но слова о том, что надо отравить его еду, заставляли меня нервничать. В конце концов, я ведь один из поваров ее величества, из тех, кто готовит пишу. И если с мунши что-то случится, подозрения падут на меня и моих коллег.
ГЛАВА 21
В ярком свете раннего утра подслушанный вчера разговор казался нереальным. Уж не приснилось ли мне это?
Я позавтракала, наслаждаясь вкусом еще теплого хлеба и терпкой сладостью абрикосового джема, а потом взялась за работу: испекла партию маленьких пирожных, ватрушку и вафельные трубочки к чаю. Все это хорошо хранится в жестянках.
Я как раз заканчивала с трубочками, сворачивая еще теплые вафли вокруг черенка ложки, когда ко мне подошел шеф Лепин:
— Что это?
Я объяснила.
— Прежде чем подавать, их наполняют кремом.
— Можно попробовать?
Я протянула ему только что свернутую трубочку.
Он откусил немного.
— О-о, они остренькие! Имбирь, я полагаю, и немного корицы?
— И еще, конечно, бренди, — ответила я.
Он, смакуя, жевал трубочку.
— И фактура такая интересная! Ажурная, хрустящая. Может быть, поделитесь рецептом? Сейчас в отеле есть гости, которые привыкли к английским чаепитиям.
— Ну и ну! — воскликнула я. — Вы сочли английский рецепт достойным приготовления? Мир полон чудес!
Шеф Лепин посмотрел на меня и рассмеялся.
— Давайте меняться: мои трубочки за вашего осьминога, — предложила я.
Он протянул мне руку и сказал, соглашаясь:
— D’accord
[33].
Я оказалась совершенно не готова к удару тока, который ощутила, когда его рука коснулась моей, и, запинаясь, пробормотала, что мне, дескать, нужно вернуться к работе. Щеки пылали, и, подозреваю, Лепина забавляло мое смущение. «Белла, он тебя дразнит, — сказала я себе. — Использует свое французское обаяние, чтобы тебя сконфузить. Ты ничего для него не значишь». Но сознавать, что мужское прикосновение может так на меня подействовать, в любом случае было приятно. Я уже успела заподозрить себя в ненормальности и холодности, когда меня не взволновал поцелуй Нельсона, но теперь поняла, что до сих пор просто ждала подходящего мужчину.
Вскоре я обнаружила, что работа в отеле сильно отличается от работы на дворцовой кухне. Там мы были отрезаны от жизни королевской семьи и не имели понятия, кто приходит и уходит, какие маленькие драмы разворачиваются наверху. Мы готовили пищу, отсылали ее с лакеем и по большей части понятия не имели, как она была принята, хорошо или нет, кроме тех случаев, когда нам передавали похвалу, но такое случалось редко. А здесь мы находились в непосредственной близости от тех, для кого старались. Наши узкие коридоры начинались за их комнатами. Окна были открыты, и мы могли слышать разговоры. А порой и мельком видеть, как протекает их жизнь.
Помимо странного разговора, свидетелем которого я стала вчера поздним вечером, утром я подслушала еще один. Поставив в духовку разнообразные пирожные и булочки, я вышла через заднюю дверь подышать свежим воздухом и двинулась в обход отеля, наслаждаясь ветерком с моря, в котором ощущался легкий запах соли. Едва обогнув башенку в торце, я услышала пронзительный голос:
— Но вы должны отдать их мне! Я приказываю!
Я посмотрела вверх и увидела открытое окно. Вначале я подумала, что эти слова адресованы кому-то из малолетних детей принцессы Беатрисы, но тут мужской голос ответил:
