— Зачем добили, Ваше сиятельство? — поинтересовался Кин, глядя на пробитый череп.
— Покушение на боярина, — натягивая штаны, прекрасно понимая, что спать он уже не ляжет, пафосно ответил Воронцов, — карается смертью.
Услышав ответ, Кин скорчил гримасу, словно у него резко заболели зубы, причем все сразу, но возразить ему было нечего.
— Ты в своем праве, — согласился приказчик, — в Правде так и записано.
О том, что Воронцов никакой не боярин, говорить он, конечно, не стал.
Константин кивнул и принялся мотать портянки, то, что Правда — высший закон, составленный больше трех веков назад, он знал, так она и называлась — «Правда Андрея», в честь князя-составителя общего свода законов.
Накинув кожанку, Константин вытащил из барабана револьвера две пустые гильзы и снарядил новые патроны. За ремень сзади он привычно запихнул «Императора», надо все же быстро соорудить наплечную кобуру. Но некогда, то времени нет, то возможности. Вот сейчас, пока все суетятся и собираются в дорогу, можно сделать выкройки, и уже в машине, все равно рулить не нужно, спокойно сошьет жалкое подобие, а потом, будет возможность, закажет нормальную мастеру.
Кин же, не особо церемонясь, ухватил покойника за руку и поволок к выходу, откуда раздавались возбужденные голоса людей. Шрам, похоже, успел просветить всех о том, что произошло, и теперь народ обсуждал случившееся.
При виде трупа народ загомонил еще громче, особенно старался звероватый мужик лет тридцати, с чертами лица, схожими с покойником.
— Душегуб твой боярин, — орал он, брызжа слюной на собравшихся. — Не мог Зор такое учудить.
На это русоволосая, стоявшая, прислонившись к перилам, звонко рассмеялась.
— Крив, ты богов не смеши. Что твой брат забыл ночью в комнате у боярина с кинжалом в руках? Хотя, может, мы все ошиблись, и он был мужеложцем, и пришел к Константину, искать любви, а кинжал обнажил, чтобы тот был сговорчивей? А Его сиятельство не оценил чувств парня, взял и застрелил греховодника.
Грянувший смех разрядил напряженную обстановку. Брат покойного, побелев от гнева, дико заорал:
— Курва, — и рванулся к девушке с явно недобрыми намерениями, но, налетев на кулак Кина, слетел с высокого крыльца, пересчитав все пять ступеней.
— Заткнулись все, — рявкнул приказчик, косясь на Воронцова, который спокойно стоял, прислонившись спиной к стене и с презрением разглядывая толпу. — Нет сомнений, что Зор замыслил грабеж. Он заранее, пока работал на крыше, поднял доски, а ночью через дыру проник в комнату. И не просто кражу удумал, душегубство замыслил, кинжал с собой взял. Он был убит, когда пытался зарезать именитого боярина, и по «Правде Андрея» заслужил смерть. Боярин наш застрелил несостоявшегося убивца. Хотя эту падаль надо было повесить, без огня, в назидание остальным.
— То, что он боярин, еще доказать нужно, — прошипел Крив, поднявшись с земли и держась за челюсть.
— А это будут решать ведуны, когда доберемся до крепости, — отрезал Кин. — И пока не доказано, что он самозванец, Константин останется боярином и получит соответствующее уважение и почести. Да, даже если бы он был обычным человеком и застрелил убивца, который пришел за его добром и жизнью, я бы слова не сказал.
Тут Воронцова словно под руку толкнули. Он отлип от стены и вышел вперед. Вперив взгляд, полный презрения, в Крива, он приподнял губу.
— Ты, что ль, смерд, сомневаешься в моем благородном происхождении? В моих землях за оскорбление рода я велел бы тебя выпороть в хлеву, а потом повесить на ближайшем суку, а затем сбросить тело в канаву, чтобы собаки растерзали, и никакого огня. Был бы ты дворянином, я бы вызвал тебя на поединок до смерти. Но ты никто, пыль под ногами, поэтому просто убирайся прочь. Еще раз замечу косой взгляд в мою сторону, пристрелю, как бешенную собаку. Ты понял меня, Крив?
Воронцов соскочил с крыльца и оказался рядом с ошалевшим мужиком. Тот был здоровый, на голову выше Константина и шире в плечах, с клыком, торчащим наружу, со шрамом, приспускающим правое веко, за что, наверное, и получил свое прозвище. Кулак бывшего детектива стремительно рванулся в челюсти бугая. Отличный апперкот вышел, и такое ощущение, что подобный удар был местным абсолютно незнаком, уж больно глаза у собравшихся удивленные. С секунду Крив стоял, пошатываясь, а потом рухнул на спину, попутно приложившись башкой о землю. К удивлению Константина, очухался он быстро, и десяти секунд не прошло. Сел, потирая челюсть, взгляд у него был нехороший, многообещающий.
Караванщики одобрительно загудели, люди они были крепкие, и на дух не переносили неженок, поэтому выступление лже-боярина оценили по достоинству.
— Это, чтобы ты не думал, что я без слуг ничего не могу. Мне они не нужны, чтобы тобой всю площадь перед домом вытереть, а то, что останется, в канаву сбросить. Убирайся.
Крив пару секунд скрипел зубами, рука его даже дернулась к пистолету на боку, но сейчас он был в совершенно проигрышной позиции, поэтому, тяжело поднявшись, он, как побитая собака, поплелся к соседнему дому, где ночевал.
Воронцов же обвел собравшихся и слегка растерявшихся людей взглядом, словно на червей смотрел, и, поднявшись по ступеням, пошел в дом.
— И уберите в комнате, — не оборачиваясь, произнес лже-боярин, — а то там с этого урода кровищи натекло.
— Вот теперь ты повел себя, как настоящий аристократ, — зайдя в комнату минут через пять, произнес одобрительно Кин. — Хвалю, хорошо сыграл. Чем занимаешься? — глядя на разложенные на столе кожу и склонившегося над ним Константина, поинтересовался приказчик.
— Думаю, как подмышечную кобуру для «Императора» сделать.
— Какую? — опешил приказчик.
— Смотри, — оторвавшись от кожи, произнес Воронцов, — вот тут и тут ремни, здесь система что-то вроде треугольника, к ней крепится небольшая кобура. Рукоять смотрит вперед. — Он взял пистолет и примерно продемонстрировал, как тот будет висеть. — Потянул, и вот он у тебя в руках.
— Хитро, никогда про такое не слышал, — восхищенно произнес Кин. — Надо это дело с кожевенниками обсудить. Ты ведь не против? Сомневаюсь, что боярин, — добавил в голос чуть иронии приказчик, — будет заниматься производством кобур самостоятельно. Считай, за карту ты идеей расплатился, мне она золото принесет.
— Пользуйся, — отмахнулся Константин, а сам подумал про себя, что он редкостный дурак, надо бы с идеями поаккуратней, а то можно лишить себя возможности прогрессорствовать. — Буза кончилась?
— Да, демонстрация силы от буйного боярина прошла как по маслу. Народ даже не бухтел. Думаю, они Криву еще накостыляют, уже от себя, чтобы не будил зверюгу. А удар этот снизу у тебя хитрый, поставленный, наши мужики так не бьют. Где научился?
— Не помню, — соврал Константин, — само вышло. — Не говорить же аборигену про восемь лет в секции бокса и даже второе место на городских. — Что без бузы — это хорошо, — продолжил он мысль. — А теперь будь добр, раздобудь ножницы, толстую нить и иглу.
