Справа, с позиций второго взвода, в одну из лодок ударила трассирующая очередь «дегтярева», еще одна перехлестнула сразу двух человек на деревянном плоту, сбросив их в воду. С шипением стала тонуть поврежденная лодка, ее экипаж оказался в воде. Один из танков запоздало развернул башню в сторону открывших огонь пулеметчиков. Наблюдая за происходящим через небольшую бойницу в бруствере, я тут же привстал и высадил остаток обоймы беглым огнем в сторону приблизившейся к берегу группы десантников; рявкнула пушка «тройки».
– Да где же, зараза, минометчики?! Почему молчат?
Впрочем, ответ на свой вопрос я примерно знаю: слабый звук разрывающихся мин доносится и справа, и слева от нас – фрицы пробуют перейти Песчанку сразу в нескольких местах. Вот батальонные минометы и работают где могут – только почему-то не у нас! Хотя толку-то от 82-миллиметровых мин против танков? Эти не факт, что смогут повредить вражеские машины даже прямым попаданием, и все же нервы у германских танкистов могут сдать. По крайней мере, я очень рассчитываю, что они хотя бы временно оставят десант без поддержки, меняя позицию. Вот тут-то бы нам всем ударить, разом!
…Леденящий душу вой мелких, но часто садящих немецких «огурцов» заставил меня вновь скрыться на дне окопа. Вот тебе, зараза, и мины! Удивительно только, что так поздно. Эх, чую я, переплывут фрицы Песчанку под прикрытием огня «самоваров»…
Одна из мин влетает точно в ход сообщения всего в четырех метрах от меня. Но благодаря его извилистым очертаниям все осколки ушли в земляные стенки; до меня докатилась лишь волна горячего воздуха, да засвистело в ухе. Но это ничего, это не страшно…
– Взвод, приготовить гранаты! Первое и второе отделение – сюда! Бегом!
Мой приказ передают по цепочке, бойцы начинают смещаться к месту вероятного прорыва. Между тем одна из немецких лодок уже ткнулась в песчаный берег реки, за ней – вторая, следом – третья. Фрицы понесли немалые потери на переправе, по моим прикидкам, мы успели выбить десятка два, а то и больше, однако теперь противник будет накапливаться уже на нашем берегу. Думаю, в атаку рванут, как только соберется хотя бы взвод…
– Пулеметчики! Открываете огонь, как только немцы пойдут в атаку! Можете бить длинными очередями, главное – заставить их залечь! Остальные, «лимонками» по команде!
Ничего нового я не придумал. Избитая классика отражения вражеской атаки при подавляющем превосходстве противника в численности и огневой мощи, явленная мне старшим лейтенантом Михайловым 22 июня 1941 года… Подпустить поближе, а после встретить гранатами и кинжальным огнем ручных «дегтяревых» и станкового «максима», тут главное – не дать им прорваться в окопы. А то ведь сомнут, гады!
Дружный огонь уже обоих панцеров заставляет замолчать пулеметы второго взвода; 50-миллиметровые немецкие мины ложатся все гуще, глуша нас, словно карасей в воде, а численность вражеской группы, залегшей у самого берега, растет с каждой секундой. Их уже десятка два – еще чуть-чуть, и…
Заревели машингеверы переправившегося десанта, одновременно с этим с трех плотов высадились еще человек пятнадцать германцев. И они не залегли, а сразу бросились вперед; за ними поднялись в атаку остальные «зольдаты». Семьдесят метров – это, в сущности, всего несколько секунд бега, семь-восемь от силы… Одновременно с рывком пехоты прекращается обстрел немецких «самоваров».
– Давай!
Зарычало сразу несколько пулеметов, фланкирующим огнем выкашивая цепочки устремившегося вперед врага. Сухой стук «дегтяревых» явственно разбавляет басовитый голос «максима», и всего за три-четыре секунды мои расчеты заставляют противника залечь.
Разжимаю усики предохранительной чеки и, вырвав ее за кольцо, отпускаю рычаг «лимонки». В следующую секунду что есть силы запускаю ее в воздух; моему примеру следуют подоспевшие бойцы первого и второго отделений, занявшие позицию наполовину выбитого третьего. К фрицам прилетает штук пятнадцать гранат Ф-1, а пару секунд спустя их взрывы грянули едва ли не залпом, не дав противнику даже опомниться! Погибло уже больше половины первой группы врага, но к берегу причалило ещё несколько плотов, усилился огонь пулеметчиков, а пушки «троек» вновь заставили замолчать расчеты второго взвода…
Цепочка минометных разрывов легла немного в стороне от «коробочек». Ну наконец-то!
– Ещё гранаты! Не дайте им головы поднять!
К фрицам летит моя вторая «лимонка»; бросив гранату, снимаю с плеча ремень ППШ и аккуратно пристраиваю автомат на бруствере. Гремят очередные взрывы, заставив германцев отползти, а новое пополнение – залечь. Одновременно с этим вторая серия минометных взрывов ложится уже непосредственно рядом с панцерами. Кажется, одна из мин даже врезалась в крышку корпуса «тройки», не пробив её, но все же здорово тряхнув экипаж! И, к моей вящей радости, вражеские танки начинают пятиться, прекратив расстреливать второй взвод.
– Взвод! В атаку, ура-а-а-а!!!
Совсем недавно я считал штыковые контратаки глупостью. Но сейчас мы или окончательно собьем противника в реку, или они зацепятся на берегу, а там уж «тройки» сменят позиции и продолжат нас безнаказанно расстреливать. Мин-то к батальонным «самоварам» надолго не хватит, у артиллеристов есть такое понятие, как «суточный расход боеприпасов»… И пулемёты залегших германцев всех не подавят. А значит, приходится вылезать из ячейки и, рывком вскочив на ноги, бросаться вперёд, увлекая за собой людей:
– Урр-ра-а-а!!!
Мой крик подхватывают остальные бойцы; одновременно боковым зрением я замечаю движение в окопах второго взвода. Это Архипов поднял людей в атаку… Но в их сторону я не смотрю, держа в поле зрения врага.
Немцы открывают плотный огонь скорострельных машингеверов. Однако по обозначившим себя пулеметчикам начинают стрелять не только расчёты «дегтярёвых», но и до поры молчавшие бронебойщики. А залегшие впереди фрицы встают и начинают пятиться назад, бешено дергая затворы карабинов и пытаясь тормознуть нашу атаку редкими выстрелами. Они могут не признаваться в этом даже себе, но германцы боятся русской рукопашной, боятся сверкающих на солнце штыков, нацеленных в их животы…
Две очереди ППШ, выбрасывающего до семнадцати пуль в секунду, образуют брешь в редкой цепочке немцев, срезав сразу троих. Упав на колено, остаток диска высаживаю по залегшим у берега врагам и тут же ложусь на землю.
Мои бойцы врезаются в отступающих германцев. Яростно работая штыками, они часто и сильно колят, заученно сбивая ответные выпады – кадровые военные, погранцы хорошо обучены штыковой. В считанные секунды они уничтожают солдат первого десанта, но тут же попадают под сильный огонь МГ. Два или три человека падают, остальные залегают под мой бешеный крик:
– На землю! «Лимонками» их!
Я специально не кричу «гранаты», чтобы не переполошить немцев вполне понятной им командой. Впрочем, сейчас нас разделяет уже не более тридцати метров, и враг не хуже меня понимает эффективность их использования:
– Infanterie, Granaten!
