«Поэтому он так уверен в себе. Поэтому стал таким мудрым. Потому что сделал себя сам. Радости, удача, успешные дела – его заслуга. Он никому ничем не обязан и поэтому абсолютно свободен. – Александр не переставал восхищаться Каспаром в надежде стать таким же. – Интересно, каково это? Наверняка сначала очень страшно. А потом привыкаешь».
Каспар завернул форму с лазаньей в фольгу и поставил в духовку на тридцать минут. Они сели за обеденный стол, попивали яблочный сок и перекусывали сладостями.
– Я даже не знаю, кем бы хотел стать, когда все закончится, – начал Александр. – У меня ведь с рождения была одна работа – быть принцем. И ту я выполнял плохо. Моя жизнь должна была состоять из нескончаемых поездок, грязных слухов, приемов и прочего, для чего я не был рожден. Хотя… – Он замер, поднеся карамельную конфету к губам.
– Что? – Каспар отставил опустевший стакан.
– Помнишь, тогда на берегу я сказал, что это не моя жизнь?
Даже когда закончится война и они окончательно сойдутся, размышлял Каспар, он будет вспоминать этот эпизод с небывалым стыдом и виной.
– Да, – ответил он сдержанно.
– Так вот. Почему я тем вечером так расстроился: Саша рассказал мне тайну моего рождения.
Он пересказал все, что услышал от Саши в день своего совершеннолетия, и подавленное отчаяние накрыло его с головой. Война и любовь не давали ему предаваться размышлениям о своей сущности, и теперь, отдавшись переживаниям, он вдруг осознал, насколько запутанна его жизнь. Пелена обманчивого покоя спала с его глаз, и он испугался, что раскрытие правды оттолкнет Каспара. Кого же он полюбил: Александра Каннингема, безымянного погибшего юнца, или их безумный гибрид?
– Послушай, – Каспар накрыл ладонью его руку, – до момента раскрытия этой тайны ни ты, ни я об этом даже не догадывались, и все было хорошо. Да, эта деталь важна, но разве она оказывала или оказывает такое сильное влияние на твою жизнь? Тем более что чип вживили тебе, когда ты был младенцем. Так зачем жалеть об этом? Ты не знаешь, каким бы стал без него.
– Уверен, я был бы другим. Как все в нашей семье.
– А если бы нет? Никто этого уже никогда не узнает. Никто и не знал, потому что этого не было, и ты сам отметил, что до тебя еще ни с кем такое не проворачивали. – Шульц перешел на полушепот: – Александр, ты такой, какой есть. Не думай о тех возможных «если бы». Они не случились и никогда не случатся. Они лишь предполагаемый вариант. Несуществующий. Концепция «если бы» применима ко всем и всему без исключения. Половина знаменитостей пришла к успеху благодаря какой-то случайности, но кто знает, может, так или иначе они достигли бы этого успеха в будущем, но иными способами.
– Хочешь сказать, что мои переживания беспочвенны? – Александр спрашивал спокойно, без напряжения, и все же Каспар замялся, прежде чем ответить.
– Не совсем так. Понимаю, это тебя волнует. Это действительно поражает воображение. Но мое отношение к тебе от этого не изменится. Уверен, все люди, желающие тебе добра, остались бы с тобой и приняли бы наличие этого чипа в тебе как интересный факт. Я хочу сказать, что это не должно поменять отношение к тебе – ни твое, ни чужое, если эти люди тебя по-настоящему ценят. Ал, я полюбил тебя таким, какой ты есть. Как и ты полюбил меня таким, какой я есть.
– Ал? – Александр вскинул брови и чуть разомкнул губы в улыбке.
– Как-то само вышло.
– Нет-нет, мне нравится. И спасибо за поддержку. Твои слова действуют на меня лучше любого лекарства. Думаю, это правда не должно на меня влиять, – глядя вниз, кивнул он, как бы подтверждая свои слова.
– Всегда рад тебе помочь. – Каспар встал, вытащил лазанью из духовки и снял фольгу. Расплавленный пармезан в соусе бешамель с прованскими травами выглядел так аппетитно, что в Каспаре мгновенно пробудился аппетит. Но нужно было дать блюду остыть на деревянной подставке. Он вернулся к столу и закинул в рот мармеладную конфету.
– Я бы тоже был рад тебе помочь, – продолжил разговор Александр. – Нет, я бы, конечно, не хотел, чтобы у тебя появилась необходимость в помощи, просто… Если уже есть что-то, что тебя тревожит, я всегда помогу.
– Спасибо. Ты уже очень помог мне в тот момент, когда появился в моей жизни.
Александр, чуть покраснев, опустил смущенный нежный взгляд.
– Это стоило бы сказать мне.
Ужин прошел в полумраке за просмотром семейного комедийного фильма и поеданием теплой лазаньи, которая стала для Александра вкуснее любых блюд, когда-либо попробованных им. Он смотрел на Каспара и думал: разве может быть на свете что-то дороже этих драгоценных совместных минут? Ни на какие победы в войнах, мощнейшие оружия на Земле, титулы и деньги он бы их не променял. Ни единой секунды. Кажется, правы были классики и романтики, познавшие настоящую силу любви и взявшие на себя право заявить: нет невероятнее, загадочнее и чудотворнее этой силы. Она может быть какой угодно и сделать с человеком что угодно. Для Александра она стала главным источником силы, надежды, настоящим смыслом жизни, и он нарадоваться не мог возможности испытывать ее.
День заканчивался. Александр лег в постель лицом к окну, почти наглухо закрытому шторами. Завтра вновь королевские дела, вникание в войну и исполнение новых приказов. От единой мысли о возвращении во дворец – дом, ставший тюрьмой, – он чувствовал, как покой, словно песок, ускользал от него сквозь пальцы. Каждое возвращение туда после приятных дней с любимым человеком ощущалось как прыжок в ледяную воду. Нужно прыгнуть, померзнуть, а затем выйти и согреться, чтобы потом вновь прыгнуть, выйти и согреться, и так до тех пор, пока тот, кто вынуждал это делать, не скажет «Стоп». Как же ждал Александр этого момента.
В размышлениях он не придал особого значения тому, как в спальне выключился свет и рядом заработал настенный светильник. Он услышал шорох откинутого одеяла, легкий скрип кровати, принявшей Каспара, ощутил на шее горячее до мурашек дыхание, тепло руки, обхватившей его ниже плеча, и не заметил, как отпустил все мысли, что тревожили его.
Как же он любил Каспара. Так сильно, что сам порой признавал, до чего же эта сила абсурдна.
– Спокойной ночи, – услышал он у самого уха.
Александр развернул к нему голову. Каспар знал этот взгляд. Ни от кого, кроме короля, прежде он не замечал на себе такого необыкновенного сочетания нежности, невинности и неодолимого желания. Он не мог этому противиться: чуть приподнялся, упершись локтем в постель, и ласково поцеловал его приоткрытые губы. Александр потянулся к нему, прижался спиной к его груди и в неконтролируемом приливе накатившей страсти, в стремлении прильнуть к нему не заметил, как больно впился пальцами в его бедро. Он распалился слишком быстро и был нетерпеливым. От всепоглощающего желания в жилах вскипела кровь, движения его отличались резкостью и настойчивостью, но Каспар нашел в этом что-то удивительное, непостижимое и милое, словно вновь совершил новое открытие – как в нем, так и в себе. Его поразила мысль о том, насколько уязвимыми они становятся, принимая друг друга.
