– Нет ничего лучше вкусной еды в хорошей компании, – согласилась Дженни Сью.
Мейбл села напротив Дженни Сью, оставляя для Фрэнка место во главе стола. Она накрыла его руку ладонью и сказала:
– Читай молитву, только не затягивай. Хлеб должен быть достаточно теплым, чтобы растопилось сливочное масло.
Когда он закончил, Дженни Сью и Мейбл хором произнесли «Аминь». Мейбл разливала по мискам суп, пока Дженни Сью передавала Фрэнку сэндвичи и толстые ломти хлеба.
– Я буду скучать по вам, когда вы уйдете на покой, – сказала она.
– Милая, мы уйдем на покой, когда умрем, – с легкой тоской в голосе произнес Фрэнк. – Нам удалось кое-что скопить за долгие годы, но этого все равно не хватит, если дела пойдут плохо и нам придется переехать в дом престарелых, так что будем работать до последнего.
– Но ты об этом не беспокойся, – быстро сказала Мейбл. – Мы с удовольствием выполняем свою работу, и нам повезло, что работаем вместе все эти годы. К тому же чем нам заниматься на пенсии-то?
Они сделали так много и стали настолько неотъемлемой частью ее воспитания, что Дженни Сью хотелось как-то помочь им. На закате жизни они могли бы путешествовать или просто сидеть на веранде или даже в саду, снова разбив его при желании. По правде говоря, после того, как они столько лет терпеливо сносили все, что происходило в доме Бейкеров, им следовало бы назначить пенсию в миллион долларов с полным социальным пакетом. Она схватила салфетку и, притворившись, будто промокает масло на губах, смахнула слезинку.
Она сунула в рот кусок хлеба.
– Ммм, как вкусно. Может, выйдя на пенсию, вы бы наслаждались тем, что не нужно вставать спозаранку, если не хочется, и не пришлось бы беспокоиться о ком-либо, кроме самих себя.
Фрэнк медленно покачал головой в знак несогласия.
– Тогда бы мы больше не увиделись с тобой. Так мы хоть время от времени встречаемся. Жаль, что не так часто, как раньше. Спасибо, что есть дальняя междугородная связь и можно неограниченно разговаривать с тобой по телефону в перерывах между твоими приездами.
– Я бы все равно приходила повидаться с вами, может, на ужин по воскресеньям, и вы могли бы приезжать ко мне. Простите, что не звонила чаще. Учеба отнимала так много времени, и мама не хотела, чтобы кто-то знал о разводе, а позже и о том, что Перси в бегах. Трудно было удержаться и не проболтаться, – сказала она.
– Не переживай. – Мейбл потянулась через стол и похлопала ее по руке. – Теперь ты дома, где и должна быть. Я слышала, сегодня вечером ты делаешь маникюр и педикюр у Летти. Я подумала, что могла бы присоединиться к вам после того, как управлюсь здесь.
– Было бы здорово. – Дженни Сью просияла.
– Даже не помню, когда в последний раз выходила куда-нибудь вечером просто развлечься, – она понизила голос, – и Летти говорит, что будет вино.
– Возможно, мне придется развозить вас с Надин по домам, – шепнула Дженни Сью.
Мейбл кивнула.
– Чем черт не шутит.
* * *
В тот вечер Мейбл и Летти сидели на диване, а Надин выбрала кресло с откидной спинкой. Дженни Сью принесла три тазика теплой воды с растворенными солями для ванн, чтобы они могли распарить ноги. Потом устроилась на полу и начала колдовать над ступнями Мейбл.
Они выпили по первому бокалу вина, когда дошла очередь до ногтей Летти. И смаковали третий бокал, когда Дженни Сью взялась за ступни Надин. Никто и никогда не смог бы упрекнуть этих бравых старушек в том, что они слабачки в выпивке. Только к тому времени, как Дженни Сью закончила с педикюром и пошла по второму кругу, делая маникюр, все раздухарились, и языки начали слегка заплетаться.
Мейбл похлопала Летти по плечу.
– Ты слышала, что всемогущая Белинда Андерсон ударилась в религию?
Надин захохотала.
– После таких грехов молодости одним только сбором одежды для бедных не вымолить прощение. Ей бы лучше сразу в монастырь.
– Боже, представляю, каким потрясением это стало для Белинды, – сказала Дженни Сью.
– Говорят, карма подкрадывается к человеку и кусает его за задницу. Что ж, наступил час расплаты и для Белинды. Ни одна из ее дочерей не рождена от мужа, а все ее бриллианты фальшивые, – прошептала Летти.
– Только не это! Ее еще можно было бы простить за то, что спала с кем попало, но чтобы носить поддельные бриллианты? После такого обмана она уж точно не попадет в рай. А что случилось с ее настоящими драгоценностями? Неужели ваши инопланетяне украли, Надин? – пошутила Дженни Сью.
Надин бросила на нее укоризненный взгляд.
– Не вздумай смеяться над этим, девочка. Если человечки существуют, они могут здорово разозлиться, услышав, что ты обвиняешь их в краже. По слухам, она распродала большую часть своих шикарных драгоценностей, чтобы расплатиться с шантажистом, который угрожал рассказать ее мужу о девочках.
– А теперь он знает? – Дженни Сью думала, что ее уже ничем не удивишь, но она ошибалась.
– Черт возьми, нет, – ответила Летти. – Этот парень прячет голову в песок, когда дело касается Белинды. Он понятия не имеет, что она вытащила настоящие камни из своих украшений и заменила их стекляшками. В городе только о ней и будут говорить, пока она носит этого ребенка. Кстати, велики шансы, что на этот раз ребенок все-таки от бедного старого Лонни.
– Почему Лонни бедный и старый? – спросила Дженни Сью.
– Он заявил, что они оба слишком немолоды, чтобы иметь еще одного ребенка, и настаивал на аборте. Им обоим по сорок пять, и поначалу Белинда думала, что у нее менопауза и какой-то грипп, – объяснила Надин.
– Я раньше нянчилась с ее девочками. Они были лет на пять-шесть младше меня. И мне их жалко, – сказала Дженни Сью. – Бедный Лонни. Кто-нибудь расскажет ему?
– Кто знает? – вздохнула Мейбл. – Белинда поступила бы мудро, если бы просто призналась во всем мужу и оставила эти попытки получить отпущение грехов, выполняя дополнительную работу в церкви.
– Иногда легче сказать, чем сделать, – ответила Дженни Сью.
Глава четырнадцатая
После того как в субботу вечером перемыли косточки беременной Белинде, в понедельник Дженни Сью одолжила у Летти пикап и перед работой поехала прямо на кладбище. Солнце зависало над горизонтом оранжевым шаром, и приятный ветерок трепал старые дубы вокруг фамильного участка Бейкеров. Дважды она открывала дверцу, порываясь выйти, и снова захлопывала ее, но уже в третий раз заставила себя дойти до могилы и опуститься на колени напротив того места, где покоилась Эмили Грейс.
– Мне так жаль, – прошептала она, выдергивая редкие сорняки. – Я хотела тебя, моя милая девочка. – Слезы затопили щеки, когда она положила ладони на траву, покрывавшую то место, где лежал ее ребенок. Она хотела покончить с этим, но не могла найти в себе сил – не в тот день.
